Ювенилия Дюбуа

Гиливеря Николай

— БУФДУ ФЖИЗТЬ И ФКУВСНО ПЯТАТЬСЯ! — Передразнил его Гриша. — Хорош бубнить, индюк! Всю свою жизнь так и промямлишь! А ты, сеньор ведущий?

— Вас это не касается, но раз уж мы стали подобием коллектива, то скажу, что вложу деньги в драгоценные бумаги, а когда придёт время, то продам их и буду наслаждаться.

— Вот, дело базаришь, дядя!

— Присоединяемся, проссым денежки на нужды организма! — Весело пропел Срокин.

— Или издательство своё откроем. — Внёс ремарку Лёня, как бы так, между прочим.

Воцарилась тишина.

Счастливые обладатели халявной (как выразился бы Гриша) суммы денег мечтательно уставились в пустые участки пространства, где никто не смел мешать им представлять скорую счастливую жизнь. Даже Гундяев, который очень сильно нервничал по поводу этой темы и проклинал тот день, в своей душе наоборот, сильно радовался обрушивавшимся на него «несчастью». А про остальных можно и вовсе молчать.

— А вы, господа? Алексей Константинович и Союз Демьянович. — Абсманов подал признаки жизни. Только эти двое не поделились своими планами. Фёдор решил удовлетворить своё человеческое любопытство.

— М? — Синхронно промычали мужчины, выходя из мечтательного ступора, обращая свой взгляд в сторону голоса.

— Я спрашиваю про ваши планы на вознаграждение, если это не секрет, естественно.

— Внатуре, вы чё, крысы?! Все спизданули, душу вам тут открыли, да? А вы затаились. Давай выкладывай! — Гриша яростно хлопнул кулаком, с довольным видом посмотрев на Абсманова, кивнув ему, словно они заодно.

Каждая голова вышла из своего личного мечтательного счастья. Общим хором глаза резали Гундяева. Бунина решили оставить на потом.

Молодой мужчина стушевался, буквально съёжился на своём стуле. Лицо покраснело. Движения его стали резкими. Указательный палец правой руки все трогал дужку, занимаясь имитацией действия, когда оптику действительно нужно поправить, так как она сползла с переносицы.

— Ну это… я… это… сами понимаете да, я ещё и… не так чтобы… не придумал я!

— Не пизди, мартышка очкастая! Выкладывай. — Подбодрил подросток.

— Да как сказать? Сначала в банк, а там глядишь, и это… что-то подвернётся. Потратить деньги, как говорится, всегда успеется, а вот заработать!

— И это очень мудрое решение. — Встрял Абсманов.

— Вложить в г-й банк, чтобы потом узнать, что вышел з-н, при котором хрен ты чего сможешь снять? А когда подашь в с-д, так вообще сделают виноватым, отнимут всё и посадят? Ха-ха! Правильное решение, вот умора! Вы, Фёдор, не промывайте мозги этому парню, совестно вам должно быть, вот из таких простодушных добрых людей выгоду извлекать. — Это Лёня со своей критикой. В его голове уже царил воздух Японии.

— А что я? Он сам сказал…

— Вот и я о том же! Вы даже не отрицаете, что деньги он может потерять, попались!

— Вы просто придираетесь к словам, но если рассматривать серьёзно, то подобные финансовые казусы складываются при редких серьёзных обстоятельствах. А впрочем, похуй, чего это я буду объяснять ещё вам.

— Слышь, дедуля! Чего затух? А

ты куда такое состояние профукаешь? — Гриша явно не собирался слезать.

— А я, товарищи… Я деньги, средства эти, пущу на важное дело. Всю полученную сумму я переведу в г-й ф-д по б-е с к-й!

Тут не выдержал сам Абсманов, брызнув слюной и засмеявшись во всю свою глотку.

6. Седой дозор

Шесть тридцать утра. Вторник. Кричит будильник. Его волны рикошетят от стен со старыми обоями, образуя эффект эха. В этой спальной комнате кроме кровати больше нет мебели. Только разве маленькая тумбочка с обшарпанной облицовкой, на которой стоит рамка с фотографией, на которой изображена красивая женщина сорока лет.

Две карие бусины уставились на пожелтевший потолок. Бегают так по своей орбите, словно деталь копировальной машины. Это мысли приходят в движение, с непривычки заставляя глаза эмитировать движение своих частиц.

Несмотря на полное пробуждение, Демьяныч не спешит выключать сигнал к подъёму. Его правая рука, которая могла бы дотянуться до огроменной кнопки часов, лениво почёсывает пузо, захватывая край бедра.

Наконец Союз созревает. Неожиданно ловко для своих лет он вскакивает на ноги, словно доказывая самому себе собственную ещё живучесть. В процессе такого «рывка» его рука умудряется точно попасть по кнопке.

Жизнь Бунина была приятно предсказуема и расписана на каждый день. Хотя, говоря честно, смысла в этом было немного, учитывая, что каждый день повторял предыдущий, только изредка нарушая пропорции по большим праздникам. Ещё реже режим нарушался по важным «внештатным» делам, которых никогда, собственно, и не было.

Вот Союз встал напротив кровати. Руки приняли положение на поясе, а голова начала вращаться сначала пять раз против часовой стрелки, а затем пять раз по часовой. И так пять подходов. Далее старки крутил десять раз плечами вперёд, затем в противоположную сторону, всегда сохраняя количество повторов с количеством поступательных движений. Плечи крутились волной. Отдельные вращения кистей рук. Тазом. Сгибы ног к локтям. Приседания. Растягивание позвоночника. Немного отжиманий.

Закончив ровно к семи часам, Бунин идёт в ванную комнату, принимает прохладный душ (вне зависимости от погоды). Чистит зубы.

В семь часов двадцать пять минут он начинает готовить себе завтрак, в который входит: овсяная каша с половиной порезанного банана, кусок хлеба с маслом, две конфеты и, не слишком крепкий кофе. Стоит отметить, что содержимое холодильника напоминало условность (уже атавистическую) серийных мультиков, где у героев в гардеробе всегда была одна и та же одежда. Только у Союза это объяснялось не условностью, а многолетней привычкой. Мужчина точно знал цену на каждый продукт, он точно знал «что\когда» и в каком количестве ест. Свой питательный рацион он привёл к математической точности.