Южная страсть (Черная маска)
Шрифт:
И все-таки Рэнни был так кроток, так нежен… Наверняка все это было неподдельным! А то, что он такого же роста и телосложения, как Шип, ни о чем не говорит. Таких людей много — включая Мартина Идена и Томаса Уорда. В конце концов, они с Шипом занимались любовью. Наверняка внутри ее должно было что-то откликнуться, когда Рэнни прикасался к ней.
А как же быть с греховным желанием, которое она при этом испытывала? Ничего удивительного. Ведь если Рэнни — это Шип, тогда он убийца. Человек, который может сбросить тело друга в колодец, как какую-то сломанную игрушку,
Нет, это невозможно!
Значит, если Рэнни — Шип, то Шип — не убийца. Или Рэнни — не Шип.
Если только…
Если только он не был невменяемым, когда убивал. Ведь бывают же травмы, которые приводят к какой-то форме сумасшествия!
Эта мысль впервые пришла в голову Летти и показалась вполне реальной. Если Рэнни сам не знал, что совершает преступления, тогда при свете дня его склонность к убийствам никак не проявлялась бы. Неудивительно, что ни в ком из окружающих он не вызвал ни малейшего подозрения.
Да, но как же в эту картину вписывается Шип-мститель, который, отправляется ночью восстанавливать справедливость в округе и сводит на нет упорные старания шерифа и военных изловить его? Конечно, человек, занимавшийся этим почти два года, не может быть сумасшедшим.
Это она сумасшедшая или скоро ею станет, если не покончит с этой неизвестностью!
Летти так устала, что мечтала только об одном: пойти в свою комнату, забраться в кровать и накрыться с головой простыней. Однако существовала еще неприятная обязанность, которую она должна была выполнить. Что из этого выйдет, она не знала, но и уклониться не имела права.
Летти тяжело поднялась с кресла и вошла в дом. В гостиной она нащупала спички, зажгла лампу и двинулась по коридору к двери спальни тетушки Эм. Некоторое время она постояла, склонив голову, потом, решительно вскинув подбородок, постучала.
17
— Нет ничего хуже, чем пригреть на груди змею. А еще хуже, если эта змея — янки…
Это бормотала себе под нос Мама Тэсс, когда принесла на заднюю веранду поднос с кофе и поставила его на стол. Она посмотрела на Летти с ненавистью, ее нижняя губа была воинственно выпячена.
— Простите, — сказала Летти уже, наверное, в сотый раз. — Я не хотела, чтобы схватили Рэнни.
— Вашим «простите» дела не поправишь. Вот что я вам скажу…
— Пожалуйста, Мама Тэсс! — попросила тетушка Эм.
Повариха сжала губы, расправила плечи и с высоко поднятой головой, полная праведного гнева, отправилась на кухню. Вскоре оттуда послышались крики и грохот кастрюль Через секунду в открытую дверь пулей влетел пестрый кот с поджатым хвостом, но с печеньем в зубах. Ему вслед полетело полено. Крики затихли, на смену им снова пришло ворчание, и слышно было, как что-то беспрерывно и яростно размешивали.
На задней веранде еще царила приятная прохлада, но двор постепенно заливало яркое безжалостное солнце. Наступал еще один знойный день.
— Не обращайте внимания на Маму Тэсс, — сказала тетушка Эм. — В Рэнни
Иногда мне кажется, что она любит его больше родного сына.
Летти, откинувшись в кресле, покачала головой.
— Не имеет значения. Думаю, я заслужила такое отношение. Вы не считаете, что будет лучше для всех, если я перееду в город, в гостиницу? Только скажите, и я сделаю это. Я ведь все понимаю…
— Глупости. Вы сделали то, что считали правильным. Просто на беду схватили именно Рэнни. Не думаю, что полковник Уорд долго его задержит.
— Пусть только попробует! — воинственно заявила Салли Энн.
Она сидела по другую сторону стола, на котором стоял поднос с кофе. В Элм Гроув известие пришло на рассвете, и Салли Энн сразу отправилась в Сплендору. Она приехала как раз вовремя, чтобы успеть в федеральную тюрьму вместе с тетушкой Эм.
— Дорогая, он только выполняет свои обязанности. Он очень разумный человек. Ты же знаешь, что полковник позволил мне увидеться с Рэнни еще до восхода солнца и не очень усердно обыскивал корзины и свертки, которые я принесла.
— Он идиот, если серьезно считает, что Рэнни может быть виновен. Я так ему и сказала.
— И что же, помогло? — язвительно поинтересовалась тетушка Эм.
Салли Энн мрачно посмотрела в ее сторону:
— Это помогло мне прийти в себя. Я никогда в жизни не была в такой ярости.
— Мы все должны набраться терпения.
— Но только подумайте, что скажут люди!
— Ну, это не имеет никакого значения. — Впервые тетушка Эм не смогла скрыть своего раздражения.
— Для нас — безусловно. Но вы только подумайте, что придется вынести Рэнни, когда на него станут показывать пальцем и шептаться у него за спиной. И так многие избегают его. Представьте только, если теперь к тому же будут думать, что он опасен.
— Никто из тех, кто его знает, ни на минуту не поверит, что Рэнни способен на убийство.
— Люди поверят чему угодно, — заметила Салли Энн, бросив быстрый взгляд в сторону Летти.
Летти так и не решилась спросить, допускают ли тетушка Эм и Салли Энн мысль о том, что Рэнни мог совершить преступления во время приступов безумия. Ее положение и без того было слишком щекотливым. Еще ночью, после разговора с тетушкой Эм, она пыталась убедить себя, что это невозможно, но эта мысль упрямо не выходила из головы, доводила до исступления. В эту теорию легко вписывались все известные ей факты, и такую возможность нельзя было исключать.
Между тем тетушка Эм проявила по отношению к ней неожиданную терпимость. Летти не удивилась бы, если бы ей велели собрать вещи и указали на дверь еще до рассвета. Может быть, для нее так было бы и лучше. Летти не сомневалась, что тетушка Эм и кузина Рэнни расценивают ее попытку заманить Шипа в ловушку как предательство и не говорят об этом лишь по причине благовоспитанности. Может, они и сочувствовали ее стремлениям найти убийцу брата и отдать его в руки закона, но только не тогда, когда это грозило опасностью человеку, которого они считали своим защитником.