Южно-Африканская деспотия
Шрифт:
Бобров вызвался сопроводить женщин на берег, сказав, что, если его жен там больше, значит, ему и идти. Против этого никто возражать не стал, но, чтобы ему такая служба медом не показалась, желающих пройти по берегу женщин собрали со всего корабля. Бобров сказал: «Хм-м», но согласился. Он пристегнул к поясу кобуру с револьвером, прикрыл ее сложенным гиматием, повесив его на плечо и сказал, что готов.
Женщины вышли все целомудренно одетые в соответствии с предполагаемыми местными нравственными нормами и Бобров отправился впереди как петух во главе стаи кур. Соратники тихо посмеялись.
Однако, прогулка прошла без эксцессов. То ли такая толпа женщин внушала страх
Обратная дорога прошла значительно легче, и Бобров радовался, что револьвер так и не понадобился. Ефимия равномерно распределила несколько корзин с дефицитными продуктами и свежей рыбой, причем Боброву досталась самая большая и процессия достигла набережной, где возвышались мачты всех трех «Бухт» и стояли зеваки, которые всегда собирались перед кораблями. Сверху с интересом разглядывал процессию Вован.
— Чего смотришь! — попенял ему Бобров. — Матросов давай!
Когда корабли поутру легли на курс к Геркулесовым столбам, Вован сказал, почесав затылок:
— Дальше я пас. Выкладывай, что там у тебя.
— Менака, — сказал Бобров. — По-моему это последний греческий город. Как раз рядом с современным Гибралтаром.
— Гибралтар, — обрадовался Вован. — Это я знаю. Это я мигом. А потом, значит, все?
Бобров развел руками.
— Дальше Африка. Греки туда как-то не заплывали. Может финикийцы и были, ноя как-то не в курсе.
— Ладно, — сказал Вован. — Разберемся как-нибудь. Нам, собственно, только вода и нужна. После твоей Менаки зайдем еще на Гран-Канарию. Там пара речек должна быть. По нынешним временам воду из речек спокойно можно набирать. В случае чего прокипятим. А еды у нас должно хватить. Гвинейский залив мы пересечем по прямой, если, конечно, шторма не будет. И воду сэкономим и еду. А напоследок затаримся где-нибудь в районе будущей Луанды. И потом до будущего Кейптауна нам всяко хватит. Так что где-то вот так.
Бобров пожал плечами, мол, вам морякам виднее.
Менака поразила их малолюдством и царившим в городке иррациональным страхом. Когда спросили об этом первого попавшегося прохожего, то выяснилось, что больше всего в городке боятся нашествия карфагенян, которые и так окружили их со всех сторон своими колониями и всячески препятствуют торговле, а в последнее время грозятся колонизировать и несчастную Менаку. А из Греции нет никакой помощи. Тут прохожий расстроено махнул рукой. Серега стал его успокаивать, сказав, что вот сейчас, в данный момент царь всея Греции выбивает пыль из Персии, а там и до Финикии дело дойдет. И Тир, и Сидон вскорости падут. Так что Карфаген пусть прячется и не отсвечивает. Дойдет и до него очередь.
— Ты бы не очень тут витийствовал, — посоветовал Бобров по-русски. — Мы-то уйдем, а они-то останутся. И будут уповать на царя. А царь пойдет совсем в другую сторону. Ну и Карфаген никуда не денется.
Серега скомкал речь, сказав:
— Ну, в общем, как-то так.
Корабли прошли Геркулесовы столбы и перед ними не спеша, даже как-то вальяжно распахнулся Атлантический океан. На палубы высыпали все и палубы стали напоминать агору в базарный день. Вован хоть и морщился,
До Канарских островов дошли за неделю. А вот подходящую речку искали целый день. Вернее, вообще речку. Но все-таки нашли и залили водой все емкости, какие были на борту. И даже серебряные монеты побросали, чтобы вода дольше оставалась свежей.
Погода испортилась, когда корабли приближались к экватору. До этого стоял штиль, осложненный страшной жарой. Вован вынужден был пустить машины, хотя, если честно, в машинном находиться было невозможно от слова вообще. Кочегар, бросив в топку несколько поленьев и поработав кочергой, вываливался на палубу и дышал как рыба, вынутая из воды. Машинист лежал рядом и поступал аналогично. Однако корабль хоть как-то двигался и Бобров научил плавсостав и пассажиров вставлять в иллюминаторы плоские куски дерева и сооружать так называемый рашен кондишен. У себя в каюте он сделал такое приспособление первым делом и ветерок от хода корабля задувал внутрь, принося хоть какое-то облегчение.
Солнце неистовствовало, и народ чувствовал себя даже в тени (хотя какая на корабле тень) медленно поджариваемым куском мяса. Шторм в таких условиях показался долгожданным облегчением. Но он таким недолго казался. Ветер стремительно набрал силу примерно десяти баллов. Немного медленнее подросли волны. Набежавшие тучи закрыли солнце, и над морем сгустился воющий на все голоса мрак. Хорошо, что успели погасить топки, иначе не миновать было пожара, когда корабль то клало на борт, то ставило почти вертикально по очереди на корму и на нос. Друг друга из вида корабли потеряли практически сразу. Вован успел нацепить клочок штормового стакселя, под которым и неслись наобум Лазаря. Всех загнали по каютам, а матросы привязались к мачтам. Шторм буйствовал часов примерно двенадцать, а потом как-то тихо скис. Или они от него просто ушли. Понятное дело, что в таких условиях ни о каком празднике пересечения экватора и речи не шло. Да никто, вообще-то и не заикался. Может только Бобров как-то мельком пожалел. Да и то про себя.
Когда определились, оказалось, что они уже на пятом градусе южной широты. Спутников вокруг видно не было, и Вован поспешил к точке рандеву, которая была назначена в том месте, где в будущем будет находиться столица Анголы Луанда. Речка там еще была, Бенга, кажется.
Ветер благоприятствовал. Наверно это были отголоски шторма, потому что небо еще не очистилось, и удушающая жара спала. Народ перестал ощущать себя сваренным в собственном соку и у него даже проснулся аппетит. Ефимия, несмотря на толщину, почему-то чувствовала себя лучше всех и даже растопила печь на камбузе. У нее сразу нашлось много помощниц, потому как всем хотелось есть и стало понятным, что почти трехсуточное воздержание в связи с жарой и штормом, вскоре будет компенсировано небывалым обжорством. Если, конечно, обстоятельства опять не переменятся. Не переменились.
Что это было — поздний обед или ранний ужин. Никто в такие подробности не вдавался. И команда, и пассажиры расселись прямо на палубе вокруг котла и приступили к чревоугодию. Командный состав, а также Бобров с Серегой и девушки (аристократы собачьи) потребовали себе накрыть стол, вернее, палубу на шканцах. Вован сказал, что так к штурвалу ближе. У остальных таких отговорок не было, и они скромно промолчали. Правда, отдельно готовить, они требовать не стали, и это их несколько примирило с остальными. Приступили без команды и скоро на столах, то есть палубе ничего не осталось.