Южно-Африканская деспотия
Шрифт:
Выждав паузу, чтобы собрание прочувствовало и оценило, Бобров перешел к последствиям. Рассказывал он это скорее для местных. Потому что последствия от закрытия портала сказывались в основном на них и в большой степени зависели от их действий. По тому, как насупился Евстафий, стало понятно, что его наконец-то окончательно проняло. Он даже не заметил, что его жена вцепилась ему в плечо и, вся побелев и до предела расширив глаза, вслушивается в речи Боброва.
А Бобров, попугав присутствующих, перешел к плюшкам. Дав для начала слово Дригисе, Бобров порадовался реакции пришедшей было в уныние публики на количество хранящихся в подвале
Хозяйство Агафона Бобров оставил на сладкое, рассказав все в подробностях. Особенно это понравилось Андрею, которому и поручили курировать Агафона под лозунгом «инициатива имеет инициатора», чтобы тот вдруг не забыл кому обязан.
Евстафию Бобров пообещал полное перевооружение вверенного ему гарнизона с завозом немереного количества патронов. Евстафий сразу повеселел и, видно, принялся в уме подсчитывать, какое количество врагов он сможет отправить кАиду. Получалось очень уж много. Особенно, когда Бобров сказал, что поделится с ним секретом зелья, гораздого не только делать врагов клиентами Аида, но и вносить в их ряды панику, способную повергнуть в бегство даже огромное войско.
Рассказав практически все, Бобров призвал народ передохнуть и вернуться к обеду. На этот раз яствам не преминули отдать должное. Как, впрочем, и вину. Выждав полчасика и дав всем расслабиться, Бобров приступил чуть ли не к самому главному. Все, что он сказал до этого, было лишь подготовкой к тому, что он собирался сказать сейчас.
— А теперь, — начал он таким тоном, что все замерли, — я попрошу поднять руки тех, кто уйдет через портал в двадцатый век. Да, да, все равно местный он или не местный.
— А мы как? — тут же спросила Апи.
— И вы как все.
Почти моментально подняли руки супруги Комаровы, на несколько секунд запоздала Нина. Серега медлил, поглядывая на Боброва и, когда тот поднял руку, с огромным облегчением, или это Боброву только показалось, тоже проголосовал «за». Девчонки вели себя в точности как Серега. Они дождались Боброва и тоже подняли руки. При этом Златка ему подмигнула, а Апи показала язык. Не стало неожиданностью и «за» Меланьи. При этом она подняла руку даже раньше Боброва. Наверно они с Юркой заранее сговорились.
А вот то, что не подняли руки Петрович, дядя Вася и Вован, оказалось для Боброва сюрпризом. Причем он даже не понял сперва — приятным или неприятным.
— Объяснитесь, — потребовал он.
Первым по старшинству выступил дядя Вася. Его выступление было наверно самым кратким. Он сказал:
— Не хочу, — и напрочь замолчал.
Бобров подумал и повернулся к Петровичу.
— Ну а что? — Петрович огляделся. — Я здесь чувствую себя человеком. Причем нужным человеком. Понятно, что жрец Асклепия — это все баловство. А вот поесть, попить, — он улыбнулся. — А там я никому
— Причем здесь твоя пенсия Петрович? — в сердцах сказал Бобров. — Ты же богатый человек. Что хочешь то и делай.
— А я ничего не умею кроме как лечить людей, — тихо сказал Петрович. — Да и Ефимия туда не хочет, — выдвинул он последний аргумент.
Бобров махнул рукой.
— Ну а ты? — он обратился к Вовану. — Тоже чувствуешь себя человеком?
— Я чувствую себя капитаном, — ответил Вован и взгляд его слегка затуманился, а Млеча плотнее прижалась к его плечу. — Здесь море, корабли и свобода. Там же полное дерьмо.
Вован выразился гораздо определеннее, так, что даже Бобров поморщился.
— Больше никто не хочет? — спросил Бобров, оглядывая собрание.
Больше никто не хотел.
— Тогда собрание объявляю закрытым. Андрей, Евстафий и Элина останьтесь. Остальные — свободны.
Шел конец октября. Вода в море уже была бодрящей и Бобров решился. Он сплавал на ту сторону с телефоном и сказал Юрке:
— Принимай народ. Эвакуация.
Вернувшись, он объявил девчонкам:
— Собирайтесь, красавицы. И пакуйте детей. Завтра Юрка вас заберет.
Жены забузили, было и Боброву пришлось на них рявкнуть. Он это сделал первый раз в жизни и девчонки так удивились, что замолкли.
— Собирайтесь, милые, — попросил Бобров. — Потом можете меня обругать по-всякому.
Про эвакуацию никому не говорили. Пришли все. Работы встали. Люди выстроились на кромке обрыва и смотрели молча. Златку утащили под воду силой, и она едва не захлебнулась.
Бобров с Серегой держались до последнего. Температура воды достигла двенадцати градусов. Портал уменьшился до двух с половиной метров на один и один. В этот день небо было хмурым, вода свинцовой, а ветер пронизывающим.
— А помнишь… — сказал Серега.
Бобров только рукой махнул и, стараясь не глядеть на береги пирсы, погрузился в воду.
В начале ноября Юрка распродал остатки рыбы, масла и вина, и прикрыл лавочку. Особо приближенным он выдал приличные бонусы, а всякая несущественная мелочь довольствовалась выходным пособием. У него еще оставались залежи слоновой кости и носорожьих рогов, но это было до ближайшего китайца, и Юрка, заплатив кому нужно, по этому поводу не беспокоился. Бревна красного дерева он тоже сложил в кучу и теперь непристроенными у него остались только бриллианты. Изделий Нины Григорьевны со учениками у него скопилось несколько сотен карат. Юрка натолкал их в пластиковую бутылку с водой и поставил в холодильник. Тайник был, конечно, так себе, но Юрка на обыск и не рассчитывал. Никто же нигде не заявлял о пропаже крупной партии алмазов. Значит, их и не искали. А то, что в охраняемую чуть ли не «Беркутом» квартиру ворвется какой-нибудь ополоумевший участковый, проходило по разделу ненаучной фантастики.
Бриллианты у Юрки, ясное дело, не лежали мертвым грузом. Примерно раз в месяц, а если повезет, то и в два, он наугад вынимал какой-нибудь один и отъезжал с ним в Израиль, где знакомые евреи вместе со знакомыми арабами оправляли его в золото или в платину и толкали любому из лопающихся от долларов шейхам. Юрка получал две трети от цены и ему, как правило, хватало на месяц разгульной жизни. Понятно, не только ему, но еще Боброву с женами и детьми, и Сереге. И если Серега старался Юрке в разгульности не уступать, то Бобров с женами предпочитал жить скромно.