Южный комфорт

Загребельный Павел Архипович

Та же старенькая Неонила Ефремовна, которая купала Абрека, готовила для Ольжичей-Предславских обеды. Между нечастыми торжественными приготовлениями пролегали целые полосы кое-какой кормежки наспех: утром и вечером чай и что-нибудь к чаю, обед для Твердохлеба, Мальвины и самого профессора - на работе. Тещин Брат рыскал по своим знакомым, а сама Мальвина Витольдовна, кажется, ничего и не ела, только ходила по квартире, курила длинные индийские сигареты и вслушивалась в только для нее слышимую музыку сфер.

Обед

становился событием. Он сплачивал семью, доставлял большое удовольствие хозяину, кроме того, выполнял еще так называемые протокольные функции: на него всегда приглашали кого-нибудь из полезных людей. Чаще всего это были люди из сфер Ольжича-Предславского, иногда какие-то медицинские светила, временами музыканты.

– Вокзал!
– извещая Твердохлеба об очередном госте на семейном обеде, хохотал Тещин Брат.
– Суета! Проходной двор! А спросить: зачем? Все равно ведь отправят профессора на пенсию, а из моей племянницы никакого светила не выйдет!

Летом он сидел на своей даче под Белогородкой, копался там в огородике, разводил цветы, в Киев наведывался редко и неохотно. Поэтому Твердохлеб удивился, встретив Тещиного Брата у подъезда дома, когда возвратился с работы.

– На дачу?
– спросил он его.

– Наоборот!
– засмеялся тот.
– Завтра обед, и велено быть! А я зарос там в кустах и провонялся. Нужно чистить перья.

– Обед?
– Твердохлеб еще ничего не слышал об этом.
– Когда же?

– Завтра, завтра. А кого пригласили, знаешь?

– Если я не знаю про обед, то откуда о приглашенном?

– Дама!
– поднял палец Тещин Брат.

– Тогда вам придется быть кавалером.

– Кавалерствовать будешь ты, голубчик! Еще и как покавалерствуешь! Тещин Брат, залившись своим хрипловатым пиратским смехом, долго не мог успокоиться.
– Ну, Ольжич! Ох и знает субординации и махинации! Ты хоть догадываешься, что это за дама?

– Не имею представления, - небрежно сказал Твердохлеб.
– Да не все ли равно? По мне хоть мадам Тэтчер пусть обедает.

– А Хвеськи ты не хотел?
– беря его под руку (не столько чтобы поддерживать, сколько чтобы самому опереться), продолжал Тещин Брат, поднимаясь по лестнице.
– Хвеська же у вас там сила? А?

Твердохлеб ничего не мог понять.

– Хвеська? Что за Хвеська?

– Ну, начальница твоя, Феодосия Савична! Забыл? А Ольжич ничего не забывает. Все в голове. Все в памяти.

– Феодосия Савична?
– Твердохлеб не верил своим ушам.
– Но ведь мне никто... И вообще должны были бы, если не спросить, то...

– Тут не спрашивают никого! Тут вокзал и контрольно-пересыльный пункт!

– В конце концов это и меня касается. Вообще-то обед может и без меня...

– Без тебя тут никак. А не говорили, чтоб сюрприз.

Мой родственник это умеет. За тебя он давно должен был бы взяться, но, наверное, надеялся на твой ум, вот ты и засиделся, как редька в холодной земле. И ведь знает же Ольжич, что нужно остерегаться, как бы тебя не опередил зять любовницы заместителя заведующего тем сем, трам-тара-рам.

– Не понимаю.
– Они уже были у самых дверей квартиры, и Твердохлеб, не скрывая своего возмущения, преградил путь Тещиному Брату.
– Я этого не хочу понимать!

Тот притворился, что не слышит.

– А я о вашей Хвеське давно слыхал, - осторожно отталкивая Твердохлеба, бормотал себе под нос Тещин Брат.
– Слыхать слыхал, а видать не видал. Говорят: пронырливая - смерть! Знает обо всех даже больше, чем мы сами о себе. Правда?

– Может, и знает, - сказал Твердохлеб.

Они уже вошли в квартиру. Навстречу им шла Мальвина Витольдовна. Не дав брату времени рта раскрыть, она ласково сказала:

– Теодор, я звонила тебе на работу, но как-то неудачно. Мы пригласили на завтрашний обед эту твою начальницу, и я хотела сказать тебе об этом...

– Мне нужно присутствовать?
– поинтересовался Твердохлеб.

– А как же! Без тебя это совершенно невозможно! Как же без тебя?

– Твой зять рожден для монастырской кельи или камеры-одиночки, а вынужден вертеться среди оболтусов!
– хмыкнул Тещин Брат.

Мальвина Витольдовна с видом мученицы заломила руки от такой грубости. Твердохлеб взглядом подбодрил ее. Ничего, как-нибудь переживем и это.

Ритуал обедов требовал торжественности в поведении и одежде. Даже Тещин Брат надевал отглаженные брюки и чистую сорочку. Ясное дело, на Савочку это не распространялось. Невзрачная блуза-пиджак, широкие, словно жеваные, брюки, нечищеные туфли - все, как всегда, ибо что такое одежда? Просто изделия легкой промышленности, а не результат тысячелетней эволюции человеческого рода, украшением которого (втайне от всех) считает себя Савочка. Однако, дабы не обижать всех других, - щедрая улыбочка и скромненькое помахивание ручкой при отказе от почетного места за столом.

– Нет, нет! Только для хозяина и многоуважаемой...

– Мальвины Витольдовны, - подсказал Ольжич-Предславский, хотя перед тем тянулось довольно затяжное знакомство со всеми членами семьи.

– Да, да, для Мальвины Витольдовны и для Федора Петровича. А как же! Он у нас, знаете... Мы его все... Без него мы что?.. Прошу прощения, что-то у меня горло... Хрипит, окаянное... Оно ведь и возраст уже...

– А вы не переживайте, - пришел на выручку Савочке Тещин Брат.
– Вот я тоже хриплю. Хрипуны теперь в моде. Певец такой есть - хрипит как повешенный, а девушки прямо аж бесятся от него!