«З» - значит злоба
Шрифт:
— Очень мило, мальчики, что вы использовали несовершеннолетнюю. И почему вы решили, что ребенок был от Гая?
— Потому что она так сказала.
— Она могла соврать. Если она была чокнутой и под кайфом, вполне могла выдумывать.
Откуда вы знаете, что ребенок не был вашим?
Трасатти поерзал на стуле.
— У меня не было денег. Какая выгода объявлять ребенка моим? У Малеков был класс. Пэтти могла быть ненормальной, но она не была дурой. Знаете, как в старом анекдоте?
— Знаю.
— Думаю, что нет. Уверен. Это было в шестьдесят восьмом.
— Откуда вы знаете, что Гая не обвинили, потому что это было удобно? Он уехал к тому времени. Кого лучше обвинить, чем такого, как Гай?
Трасатти взял карандаш и положил его. Его выражение стало непроницаемым.
— Какое отношение это имеет к Джеку? Я думал, что вы работаете, чтобы его вытащить.
— Этим я и занимаюсь.
— По мне, непохоже.
— Донован рассказал мне о Пэтти вчера. Я подумала, что история может относиться к делу, так что работаю над ней. Вы когда-нибудь видели письма, в краже которых обвиняют Гая?
— Почему вы так говорите? Он это сделал.
— Вы видели, как он это сделал?
— Конечно, нет.
— Тогда это только предположение. Вы когда-нибудь видели письма?
— Почему я должен был?
— Ваш отец делал оценку, когда была обнаружена подделка. Я подумала, может он показывал вам копии, если учил вас, чтобы вы последовали по его стопам.
— Кто вам это сказал?
— Он передал вам свой бизнес, разве нет?
Трасатти улыбнулся мне, моргая.
— Я не понимаю, к чему вы ведете. Вы меня в чем-то обвиняете?
— Вовсе нет.
— Потому что, если да, то вы переходите черту.
— Это не было обвинением. Я не говорила, что вы что-то сделали. Я сказала, что Гай Малек не делал. Я говорю, что кто-то это сделал и обвинил его. Как насчет Макса Аутвейта? Как он сюда вписывается?
— Аутвейт?
— Да ладно, Трасатти. Это имя Гай, вроде бы, использовал на своих фальшивых визитках.
— Точно, точно. Теперь вспомнил. Я чувствовал, что это звучит знакомо. Какая связь?
— Вот почему я вас спрашиваю. Я не знаю. Я думаю, что история Пэтти Мэддисон как-то с этим связана. Ее смерть, подделанные письма. Я просто пытаюсь узнать.
— Лучше попробуйте что-нибудь другое. Их никого не осталось.
— Почему вы так уверены?
Пол Трасатти замолчал. Он начал раскладывать ряды скрепок на магнитном держателе на своем столе. Каждая должна была находиться на одинаковом расстоянии от соседних.
— Ладно. Только между нами, — сказала я.
— Я однажды пытался их разыскать.
— Когда это было?
— Лет десять назад.
— Правда? — спросила я, стараясь
— Мне было любопытно. Я думал, что у них могут быть другие редкие документы. Знаете, переданные другим членам семьи.
— И что вы сделали?
— Я нанял специалиста по генеалогии. Сказал, что ищу потерянных дальних родственников.
Эта девушка провела поиски. Это заняло несколько месяцев. Она проследила фамилию до Англии, но на этом конце, в Калифорнийской ветке, не осталось наследников мужского пола, и линия вымерла.
— Как насчет дядей, тетей, двоюродных братьев и сестер..?
— Родители были единственными детьми в семье, так же, как и их родители. Никого не осталось.
— Что случилось с копиями документов?
— Подделки были уничтожены.
— А оригиналы?
— Никто их больше не видел. Ну, я не видел, в любом случае. Они никогда не выставлялись на продажу за все те годы, когда я вел бизнес.
— Вы знаете, что они собой представляли?
— У меня есть их описание. Мой отец вел документацию очень тщательно. Хотите взглянуть?
— Очень хочу.
Трасатти встал и подошел к шкафу. Я поймала взглядом стенной сейф и четыре металлических ящика для документов. Над ними, на полках, лежали стопки старомодных папок.
— Я собираюсь все это когда-нибудь перенести на компьютер.
Казалось, он знал, где искать, и я подумала, не делал ли он этого в недавнее время.
Он вытащил карточку, взглянул на нее и закрыл ящик. Оставил дверцу шкафа открытой, вернулся к столу и протянул мне карточку. Кошка уснула, лежа поперек моих коленей, как восьмикилограммовый мешок с песком.
В списке значилось шесть документов: членский сертификат Общества Бостона и личное письмо, оба подписанные Джорджем Вашингтоном и скромно стоившие 11500 и 9500 долларов; юридическое предписание, подписанное Абрахамом Линкольном, датированное 1847 годом, стоившее 6500 долларов, военный документ, подписанный Джоном Хэнкоком, стоимостью 5500, десятистраничный фрагмент из оригинальной рукописи Артура Конан Дойля, стоивший 7500 долларов, и письмо, подписанное Джоном Адамсом, стоимостью 9000 долларов.
— Я впечатлена. Ни шиша не знаю о старых документах, но эти кажутся невероятными.
— Они и есть. Эти цены, на которые вы смотрите, двадцатилетней давности. Теперь бы они стоили дороже.
— Откуда они попали к отцу Пэтти Маддисон?
— Никто не знает. Он был коллекционер-любитель. Что-то он купил на аукционе, а остальные — кто знает. Мог где-нибудь украсть. Мой отец слышал о них, но Фрэнсис — мистер Мэддисон — никогда не разрешал ему их осмотреть.
— Его вдова должна была быть идиоткой, чтобы отдать их, как она сделала.