За безупречную службу!
Шрифт:
Бурундуку этого оказалось достаточно, чтобы синяя папка стала его неотвязным кошмаром, его личной головной болью, от которой не спасали никакие лекарства. А тут, как на грех, в административном корпусе затеяли менять окна, и в ходе этой замены сразу же обнаружилась одна любопытная конструктивная особенность здания.
В Мокшанске поговаривали, будто заводские корпуса, как и многие другие строения в старой части города, возводили заключенные — кто-то утверждал, что немецкие военнопленные, а кто-то — что зеки из соседнего лагеря. Старожилы по этому поводу высказывались неопределенно — то ли путались в воспоминаниях за давностью лет, то ли по привычке темнили, — а старое деревянное здание городского архива
Но в данном случае дело было не в именах и лицах, а в острой нехватке строительных материалов, которую, судя по тому, что у них вышло, испытывали строители завода. Вышло же у них что-то вроде слоеного пирога: две стенки, наружная и внутренняя, толщиной в кирпич, а между ними — забитая землей и строительным мусором полость примерно такой же толщины. Работяги, которые меняли окна в административном корпусе, по этому поводу даже попытались устроить что-то вроде забастовки: да куда ж его тут крепить, к чему прибивать-то — к мусору?! Оно ж от первого сквозняка на хрен вывалится, а вы потом скажете: Петрович виноват, схалтурил… ну, и так далее, по принципу: языком брехать — не топором махать.
В усмирении этого стихийного бунта, вызванного могучим похмельем и неодолимой русской ленью, в числе прочих ответственных лиц принял посильное участие и Мамалыгин — дело-то происходило не где-нибудь, а в административном корпусе, на втором, директорском этаже, в двух шагах от спецчасти и тесного кабинетика начальника службы безопасности. И именно Мамалыгин, разогнав сбежавшихся на шум представителей заводской администрации по рабочим местам, в одиночку уладил дело — по его позднейшему признанию, старым, но действенным методом кнута и пряника, роли которых с успехом сыграли обещанное лишение премиальных и две бутылки плодово-ягодного. Ломать голову в поисках инженерного решения проблемы тоже не пришлось: осознав, что работать все-таки придется, плотники забили в полость между кирпичами дубовые пробки, укрепив их цементным раствором, после чего установка оконных блоков прошла как по маслу. Иначе и быть не могло: плотники были нормальные русские мужики, способные, как в старом анекдоте, при помощи лома и чьей-то матери вывести на орбиту космический корабль.
А на следующий день нестандартно мыслящий Бурундук, пользуясь своим служебным положением, пронес на территорию завода купленный специально для этой цели электрический лобзик. Этим лобзиком он, задержавшись в административном корпусе после окончания рабочего дня, аккуратно выпилил нижний брус одного из оконных блоков в коридоре второго этажа. Потом выгреб в предусмотрительно прихваченный с собой полиэтиленовый пакет с ведро перемешанной с битым кирпичом, ржавыми гвоздями и какими-то заскорузлыми от грязи тряпками земли, и тайник, можно сказать, был готов. Аккуратные надрезы шли точно по стыкам нижнего бруса с боковыми, и после того, как Бурундук пристроил вырезанный кусок на место, стали практически незаметны. Окна в коридоре открывались не чаще раза в год (по весне, перед Пасхой, чтобы помыть стекла), и опасность, что тайник случайно обнаружат, таким образом, была минимальная. К тому же, тайник Мамалыгин оборудовал не для того, чтобы постоянно хранить в нем папку с «Борисфеном», а просто на всякий пожарный случай — ну если завод, к примеру, вдруг начнет штурмовать иранский или северокорейский
В этом месте рассказа пребывающий в отменном расположении духа Волчанин перебил Горчакова — оттянув указательными пальцами наружные уголки глаз, отчего те сделались по-восточному раскосыми, дурашливой шепелявой скороговоркой потребовал:
— Руськая насяльника, отдавай синий папка, а то мы твой собака саслык кусять ням-ням! А вы уверены, что папка в тайнике? — оставив неуместное дурачество, деловито спросил он.
— Если Мамалыгин ее не уничтожил и не вынес с территории завода, что маловероятно, ей просто негде больше быть, — устало произнес Горчаков.
— Резонно. Так которое окно?
— Не знаю, — сказал Горчаков и, встретив недоумевающий взгляд рейдера, торопливо добавил: — Правда, не знаю. Он пытался мне сказать, но я в тот момент был здорово занят, да и эта его затея с тайником мне, откровенно говоря, показалась чистой воды мальчишеством… Но окон в коридоре не так много. После того, как вы разворотили ползавода, проверить несколько оконных блоков, полагаю, не составит большого труда.
— Это верно, — усмехнулся рейдер. — А вы молодчина, Михаил Васильевич. Завидую вашему самообладанию и чувству юмора. Надо же, как вы меня поддели! Да, наломали мы с ребятами дров…
На лестничной площадке между первым и вторым этажами подполковник Сарайкин отнял от уха и задумчиво подбросил на ладони мобильный телефон. Теперь он знал все: и где находится тайник, и что в этом тайнике лежит — миллионы долларов, вот что. Возможно, даже десятки миллионов. Сто тысяч за услуги? Ха!..
Шансы на то, что он успеет обнаружить и опустошить тайник раньше «полковника Петрова», а потом еще и убраться с папкой с занятой рейдерами территории, были ничтожны — строго говоря, их вообще не было. Сарайкин понял, что без отвлекающего маневра не обойтись, и, прервав соединение со спрятанным в кабинете Горчакова мобильником покойного Шуни, набрал номер Маланьи.
— Михалыч? — сказал он вполголоса. — Слушай сюда. Вы на исходной?
— Так точно, — осторожно откликнулся Маланья.
Конечно, они были на исходной. Попробовали бы они там не быть! Когда «полковник Петров» потребовал вызвать Шуню и его людей на завод, Сарайкин сразу понял, зачем ему это понадобилось. А поняв, приказал Маланье поднять по тревоге личный состав и скрытно занять позиции на подступах к заводской проходной — просто для страховки, которая, как он чувствовал, могла ему понадобиться. И как в воду глядел — понадобилась-таки, хотя и не так, не при тех обстоятельствах, которых он в тот момент опасался. Но это уже была шелуха; главное, что где-то совсем рядом сейчас находились его подчиненные — все тридцать пять человек, готовые к штурму, в полной боевой выкладке. Эх, кабы они еще и воевать умели!..
— Штурм, — коротко скомандовал он.
— А?.. — растерянно переспросил Маланья. Вояка из него был еще тот; он сам прекрасно это знал и, ясное дело, не горел желанием с криком: «За Родину, за Сталина!» — первым побежать на пулеметы.
— X… на, — свирепо прошипел в трубку подполковник Сарайкин. — Я сказал: штурм! И если через минуту на проходной еще будет тихо, я тебя, курва толстозадая, своей рукой шлепну. Да не ладошкой по седалищу, а как полагается — реально шлепну, завалю, как кабана!
— Я понял, — торопливо забубнил Маланья. — Команда на штурм, разрешите выполнять?
— Выполняй, — отрывисто бросил Сарайкин. — И не стесняйтесь там, черепашек-ниндзя из себя не корчите… Побольше шума, майор!
Не дожидаясь ответа, он дал отбой, сунул телефон в карман и, держа наготове пистолет, широко и бесшумно шагая через две ступеньки, устремился наверх — туда, где в коридоре второго этажа его дожидалась новая, фантастически богатая, а значит, счастливая жизнь.