За боем бой
Шрифт:
– Да!
– радостно отозвался помощник главкома Баранов.
– Матрицы готовы!
– Все уничтожить, а то нашими же пулями беляки нас и проводят. Совещание закрыто. Давайте, товарищи, споем наш пролетарский гимн.
Когда пение замолкло и командиры стали выходить из комнаты, Блюхер окликнул Павлищева и меня. Мы остановились. Опустевшие стулья еще сохраняли особенности характера сидевших на них людей: одни стояли ровно, другие были нервно развернуты... В доме так накурили, что, казалось, поднимается странно удушливый утренний туман.
– Иван Степанович, - начал
– Мне трудно будет командовать уральцами. Вы понимаете: общее командование требует человека целиком. Мы советовались и решили доверить вам командование Уральским отрядом.
– Никак не могу, товарищ командующий!
– неожиданно ответил Павлищев.
– Почему? Уральским полком командовали, а отрядом не сможете? Иван Степанович, мы с вами не первый день воюем!
– Не могу, Василий Константинович! Я - честный военспец (последнее слово, мне показалось, он произнес с какой-то обидой). Я командую полком, желающих расторгнуть договор, как я обещал, нет и не будет, я выполняю ваши указания и не несу политической ответственности за деятельность отряда. А если я приму ваше предложение, то буду таковую ответственность нести. А я не большевик. Во всяком случае, пока таковым себя считать не могу! Простите великодушно!
– Я могу вас утешить!
– возразил Блюхер.
– Всю полноту политической ответственности, как главком, буду нести я. Если вас это устраивает вернемся к нашему разговору позже. Командование Уральским полком за вами сохраняется. А вас, Владимирцев, приказом мы переводим в Главный штаб, помощником начальника оперативной части...
Мы вышли на улицу. Павлищев был молчалив - он принимал решение. Воздух пах свежевыпеченным хлебом. Я уже знал о том, что есть приказ подготовить к походу как можно больше продовольствия. Местные хлебопекарни не справлялись, и в дело включились матери, жены, сестры боевиков. Каждая хочет испечь получше и побольше. Говорят, хозяйки даже ревниво подглядывают друг за другом, чтобы соседка не опередила. Войска уже пришли в движение. Оказывается, сегодня вечером мы должны начать скрытный, так, чтобы белые не догадались, отход из Белорецка.
Я прошел туда, где, в соответствии с приказом главкома, формировался общеотрядный лазарет. Наш вновь назначенный начальник санотдела Федосеев с забавной строгостью командовал сестрами милосердия. На одной из подвод уже лежала груда медикаментов, которые приносили из отрядов. Сашу я нашел за работой: она разрывала простыни на длинные узкие куски - бинты. Кажется, Саша мне обрадовалась.
– Я много думала о нашем вчерашнем разговоре. Вы абсолютно правы. Извините за мою слабость. Из Екатеринбурга что-нибудь новое есть?
– Нет... Но если что-то узнаю, сразу дам знать... Ну, не буду вам мешать!
– закончил я, вставая, потому что мне вдруг показалось, что Саша тяготится нашим разговором.
– Андрей Сергеевич!
– остановила она меня, когда я уже собрался уходить.
– Знаете... Если будет свободное время - я всегда вас рада видеть... Поверьте...
– Конечно же... Только я теперь в Главном штабе, а во время похода отряд растянется... Но я тем не менее...
Но вся околесица, которую
Когда я впорхнул в штаб, то по выражению лица Ивана Степановича понял: предложение Блюхера он принял.
– Ты что такой сияющий, в любви объяснился?
– не отрывая глаз от карты, спросил Павлищев.
– Я... Нет... А откуда вы знаете?
– У влюбленных походка особенная. Влюбленный вообще человек особенный: он забывает, что смертен. А нам об этом нужно помнить, потому что... Вот посмотрите сюда!
– и Иван Степанович показал карандашом на Стерлитамак...
P. S. Сегодня утром уходим. Все торопятся, но я с трудом выкроил несколько минут, чтобы переписать листовку, которая ходит по рукам и расклеена по всем заборам. Есть она и у меня, но боюсь, потом в суматохе потеряю, поэтому переписываю в дневник. Кажется, листовка - дело рук командиров Вандышева и Голубых: они всю ночь просидели в типографии. Хороший подарочек останется белякам!
ГОРЕ-БОГАТЫРИ
Букин, Дутов да Смирнов,
подхорунжий Иванов,
надоело им скучать
и ну оружием стучать.
Сговорили казачишек,
деревенских мужичишек.
Дутов звал: "Иди за мной
на Каширина войной".
А Каширин, как услышал,
в Верхнеуральске бой не принял,
всю ценность захватил,
в Белорецкий укатил.
Дутов гневом закипел
и зубами заскрипел;
ружья дробью зарядил
да вдогонку покатил.
В Белорецком, из опушки
боясь высунуть верхушки,
стоит дутовская рать
да купеческая знать.
И, набрав казаков сотню,
словно шавка в подворотню,
офицер повел их в бой
на брата, свата, на разбой.
Вот околица виднеет,
белы казаки бледнеют.
Сотня гаркнула "ура"...
А теперь и красным ведь пора...
Из озимой ржи высокой
выходил комроты черноокий,
шапкой брюхо отряхнул
и рукой своим махнул.
Поднялись из жита роты,
затрещали пулеметы.
Что тут было - не сказать,
сам читатель должен знать.
На горах же две старушки
это Дутова две пушки
редко кашляли: бух, бух!
И снаряды в речку - ух!
В завод Дутов не попал,
а обратно утекал
и на отдых укрепился.
А тут Блюхер заявился
Силы прибыли у красных
для них нет врагов опасных,
бойцы тут же не стерпели,
к Верхнеуральску полетели.
И, сплотившись в одну кучу,
белым задали там бучу
и просили не серчать,
обещав прийти опять...
Вот так!
СЛЕДСТВЕННАЯ КОМИССИЯ
7 августа в Верхнем Авзяне приказом главкома была создана следственная комиссия при Главном штабе. Председателем Блюхер назначил большевика Попова, а члены комиссии - по одному от каждого отряда - были определены на общих собраниях. После целой цепи предательств нужно было утроить, удесятерить бдительность, тем более что многих командиров не оставляло чувство: в отряде ведется подспудная вражеская работа. Но подозрения требовали фактического подтверждения.