За ценой не постоим
Шрифт:
Комбриг поискал глазами Бойко, комиссар, поймав взгляд генерала, тоже подошел к телефону. Катуков начал доклад. Осторожно подбирая слова, генерал старался излагать дело так, чтобы у командарма не возникло подозрений, будто 1-я гвардейская обвиняет кого-то в своих неудачах.
— Что там у тебя вышло с артиллеристами? — оборвал эту дипломатию Рокоссовский.
Так же аккуратно комбриг рассказал, что у него вышло с артиллеристами.
— Понятно, — ответил Рокоссовский. — Значит, дивизионы забрали, не поставив тебя в известность? Хорошо, я разберусь.
Катуков почувствовал, что ему становится жарко — выходило, что приказ забрать артиллерию исходил даже не от командарма.
— Что, по-твоему, нужно сделать, чтобы завтра взять Козлово к шестнадцати ноль-ноль? — спросил командарм.
Катуков повернулся к военкому. Бойко подобрался, зачем-то поправил портупею и вдруг резко кивнул. Генерал криво улыбнулся — комиссар дал понять, что полностью поддерживает своего командира. Комбриг глубоко вдохнул и отбросил всякую осторожность:
— Я считаю, что имеющимися силами Козлово к шестнадцати ноль-ноль взять невозможно, — резко сказал Катуков.
— Других сил не будет, — все так же спокойно ответил командарм.
— Я понимаю, — сказал генерал-майор, усилием воли взяв себя в руки, — противник оказался сильнее, чем мы предполагали…
— Или мы оказались слабее, — заметил Рокоссовский.
Комбриг прекрасно знал о слабости своей бригады. Он понимал, что его танкисты, даже те, кто получил тяжелый и кровавый боевой опыт на Украине и под Орлом, уступают в выучке, в том военном автоматизме, что иногда важнее храбрости, немцам, воюющим уже два года. Он понимал, что его мотострелки, до этого дня вообще не бывшие в бою, не могут сравниться с германской пехотой, бравшей Варшаву и Афины, торжественно вступавшей в Париж. Честный сам с собой, Катуков признавал, что ему самому не хватает опыта и знаний, которые есть у его противника, и если рассуждать в том же духе, вывод следует один: такого врага, как немцы, победить невозможно. Но вся его душа — душа честного солдата, коммуниста, восставала против этого, и генерал, даже вопреки очевидному, никогда бы не признал, что его люди хоть в чем-то слабее врага.
— Противник оказался сильнее, — с нажимом повторил Катуков. — Но главная причина наших… трудностей не в этом. Командование операцией не осуществляется. Бригады воюют сами по себе. Кавалеристы [43] и 18-я стрелковая тоже сами по себе. Я уж не говорю об артиллерии. Были случаи обстрела своих, взаимовыручка отсутствует…
— Хорошо, — прервал генерала командарм, — твои предложения?
— Назначьте командующего операцией, — твердо сказал Катуков, — из вашего штаба или из командиров частей, участвующих в наступлении, но нужен командующий.
43
В бою кавалеристы спешивались, передавая коней коноводам, и действовали, как пехота.
Рокоссовский молчал. Командарм прекрасно понимал, что единоначалие — это основа основ любой операции, но среди всех его командиров не нашлось бы человека, способного возглавить войска, штурмующие плацдарм. Командиры 18-й стрелковой и 50-й кавалерийской дивизий не умеют применять танки. Если назначить командующими их, то танковые батальоны будут отправлены таранить оборону гитлеровцев, в лоб, на пушки, до тех пор, пока все машины не встанут в поле мертвыми коробками. Рокоссовский уже видел такое и повторять здесь не собирался. А командиры танковых бригад просто не имеют опыта руководства такими массами войск. Они не смогут правильно организовать бой стрелков, кавалеристов, не сумеют поставить задачи артиллерии. Мысль возглавить наступление самому Рокоссовский отбросил сразу. Сосредоточившись
Однако Катуков, несомненно, прав, и вопрос с единоначалием следовало как-то решать.
— Двадцать восьмую бригаду я подчиняю тебе, — сказал командарм, — приказ будет доставлен через полчаса. Атаку Козлово начнете в пять.
Комбриг подумал о том, что танкистам останется только три часа на отдых. Что у мотострелков, которые еще выковыривают немцев из дзотов в Скирманово, не будет и этого. Что артиллерия не успеет спланировать артподготовку, а Малыгин настроен враждебно, и данные о состоянии 28-й бригады из него придется вытряхивать. И 27-я бригада все равно пойдет воевать сама по себе, не говоря уж о 18-й стрелковой и кавалеристах. Но вслух Катуков ответил:
— Есть!
— Жду от тебя подробного доклада, — подвел итог Рокоссовский. — Все.
Катуков положил трубку на аппарат и устало посмотрел на комиссара.
— Ну, что? — спросил Бойко.
— А ничего, — устало ответил комбриг. — Матвей!
— Есть, — отозвался Никитин.
— Через пятнадцать минут жду доклады о состоянии батальонов: потери, количество исправных машин. Количество боекомплектов и заправок. Давайте, товарищи, командующий назначил штурм Козлово на пять утра.
В 23:00 1-й батальон танкового полка вернулся в район сосредоточения. Для танкистов бой кончился, но до отдыха было еще далеко. Экипажи проверяли машины, докладывая командирам о повреждениях. Подъехали две ремонтные летучки, и где-то уже слышался грохот кувалды, гудела электросварка, добавляя к едкой вони сгоревшего пороха и солярки запах раскаленного металла. Полевые кухни подвезли горячий обед, но есть не хотелось, и Гусев пошел от машине к машине, заставляя людей набрать в котелки горячую кашу с мясом:
— Есть всем, это приказ, — говорил комбат. — Иначе завтра сил воевать не будет.
— Оно бы и неплохо, — заметил кто-то из темноты.
— Ешьте, ребята, — не обращая внимания, продолжал Гусев. — Водку только пока не пейте, а то работать не сможете. Водку перед сном.
— А покажите класс, товарищ капитан, — перемазанный маслом Загудаев сунул комбату котелок и ложку. — Давайте-давайте.
— Ты мне так всю работу с личным составом сорвешь, — пробормотал комбат, садясь в круг танкистов, без особого аппетита глотавших густую, жирную кашу.
Батальон потерял пять танков из восемнадцати, в нескольких экипажах были раненые. Кашу же готовили на всех, и теперь старшина, словно воспитательница в детском саду, уговаривал танкистов взять добавки, но люди, с трудом проглотившие свою порцию, только мотали головами.
— Машины укрыть, — приказал Гусев, — через два часа дежурным прогревать двигатели пятнадцать минут. Кто закончил грузить снаряды — можно спать, там саперы для нас землянки соорудили.
Первый взвод справился раньше всех — несмотря на то, что в каждый танк пришлось по несколько попаданий, повреждений не было, и когда танкисты закончили с погрузкой боекомплекта, Петров приказал отдыхать. Накрыв машины брезентом, экипажи Луппова и Лехмана ушли спать. Комвзвода обошел танки, чтобы лично убедиться в том, что все в порядке, и тоже разрешил отправляться на боковую. Радист и водитель, пошатываясь от усталости, ушли к блиндажу, а Протасова командир придержал за рукав: