За час до рассвета
Шрифт:
— Заприметили? — поинтересовалась медсестра.
— Где там, темнища! Да уж найду!
Дома Ирина рассказала о ночном происшествии с Ивлевым.
Когда мать и Сашко ушли в свою комнату, Костя признался Ирине, что ее «ухажера» припугнули ребята из его боевой группы: не ходи, мол, где не положено, иначе ноги обломаем!
Безвозвратно уходили наполненные горечью и тревогами дни, недели. У Надежды Илларионовны ныли руки, ноги, ломило в позвоночнике. Днем крепилась, а ночью не спала и,
Замутнело окошко, на потолке обозначилась трещина. Надо бы замазать, да мела нет. Другие заботы изнуряют. Базар, как кость обглодали — никакого привоза. В магазинах мыши от голода дохнут. В доме холодно, топка на исходе.
Осторожно, чтобы не скрипнула обвисшая сетка кровати, она встала. Холодно на кухне. Измельчила потрепанный учебник: на подтопку хватит. Нет, видно, без угля не обойтись, а ведь в сарае его осталось не более двух ведер. Накинула фуфайку.
Просветлело окно. «Что-то день принесет? Добра ждать — себя обманывать. Я-то свой век — худо ли, хорошо ли — свековала. Дети, дети-то как?.. Куда же совок запропастился?»
Запылает огонь в печке — на душе уютнее станет. Нашелся совок. Выпрямилась, выглянула в окно — обомлела. Из приземистой двери катуха, в котором до войны откармливали кабана, на четвереньках вылез человек. И что ему там приглянулось: красть-то нечего? А он встал. Осмотрелся и быстро перемахнул через ограду на улицу. «Батюшки, да это же Ивлев!» — признала парня Надежда Илларионовна.
Когда Ирина проснулась, мать тихо сказала:
— В катухе твой «ухажер» дежурил. Следит, кто к нам придет.
Ирина догадалась, о ком речь.
— Ничего, мама, не волнуйся. Надо только не показывать виду, что мы все о нем знаем. А то другого, похитрее, к нам подошлют.
Мать в знак согласия кивнула головой. Оказывается, дети-то не так просты. У них все наперед предусмотрено.
— Но как же, доченька, сдюжишь?.. Может, тебе уехать куда?
— Нельзя. Это только вызовет еще большие подозрения. На меня… На всех… — Ирина прильнула к груди матери. — А я выдержу, мама.
Через несколько дней Ивлев с сияющей улыбкой прибежал к Ирине в медпункт. Он был в рабочей спецовке.
— В вашем полку прибыло, — с порога сообщил он. — Невмоготу стало по селам шататься, клопов кормить. В депо устроился, нарядчиком.
У Ирины сжалось сердце. Она догадалась, на что рассчитывает Ивлев. Нарядчик непосредственно связан с людьми: комплектует поездные бригады, выдает маршрутные листы, учитывает труд. От него зависит заработок паровозников: то припишет лишние часы, проведенные на линии или на маневрах, то зачтет несуществующий ремонт локомотива. Машинисты и помощники стараются ладить с нарядчиком, при случае угощают, даже зовут в гости. Да, путь к рабочим выбран самый верный…
— С трудом должность получил, — доверительно продолжал Ивлев. — Пришлось кое-кого немного подмазать…
«Нужно немедленно
— О, здесь у вас совсем другое дело, — не унимался гость. — Вот почитайте. — Он склонился над столом: — Стоящий документик!
Перед Трубниковой он положил напечатанный листок — очередное сообщение Совинформбюро. По типографскому шрифту, неровным прыгающим строчкам узнала: делал Сема.
— Верный человек дал, — расплылся в улыбке Петр.
— Кто?
«Зачем спросила? — одернула себя. — Эх, зелень зеленая». Не за вопрос выругала, а за интонацию, стремительность, в которых умный сразу разгадал бы личную заинтересованность. Но Ивлев больше был занят собой, своей новой ролью конспиратора, которому доверена большой важности тайна. Изобразив на лице озабоченность, сделал вид, что мучительно думает над ответом.
— Не обижайся, я не вправе назвать фамилию, — наконец проговорил он. — У нас на этот счет очень строго… Я счастлив, что мне поверили. Ух, и развернусь же теперь!
«Кто же доверился? — гадала Ирина. — А может, это просто провокация?» Ни единым мускулом не выдала той борьбы, которая в ней происходила.
Вечером Ирина рассказала Косте о поведении Ивлева. Брат был уверен, что это провокация. Такой листовки в депо еще не было. Видимо, полиция поспешила вручить Ивлеву листовку, найденную на каком-нибудь заводе. Константин одобрил решение Ирины пойти к шефу паровозного депо.
Шеф встретил Ирину с каменным лицом. Через переводчика она сообщила: новый нарядчик приходил с подстрекательской листовкой, ведет подрывные разговоры. Немец выслушал безучастно, не спуская с нее тусклого, бесцветного взгляда. Уточнив фамилию подстрекателя, поблагодарил за помощь, надменным кивком дал понять, что аудиенция окончена.
После посещения шефа Ирине было не по себе. Что-то сдавило горло и не отпускало. Даже на воздухе не стало легче.
Погруженная в свои думы, она медленно шла домой. Из переулка навстречу вышла Клава. Ирина ее не заметила. Клава догнала Ирину и, как бы в пространство, проговорила:
— На концерте ты была не одна.
От неожиданности Ирина не успела ответить.
— С Ивлевым будь осторожнее, — продолжала Клава. — Он из полиции.
— Меня это ничуть не тревожит, — безразлично ответила Ирина. — Я немцам не опасна, людей лечу.
— Хорошо, что встретились. Мне надо с тобой посоветоваться, — продолжала Клава.
— Со мной? Вот не ожидала…
— Ты же любишь Сему. И я люблю… Мы должны спасти его. Если ты не в состоянии, я помогу. Его ищет гестапо.
— С твоей помощью. Это ты передала им фотографию!
Лунина отшатнулась, словно ее ударили по лицу, и сказала, не подумав:
— Я не хотела, получилось все нечаянно, — призналась она и тут же начала выкручиваться: — Энно насильно ее взял.