За давностью лет
Шрифт:
Быстро утихомирил он и девчонок, начавших было забрасывать его записками. Однажды он сел за парту с Ларисой Медведевой и заявил во всеуслышание:
— Люблю тебя до гроба.
Девочки, естественно, заскучали, а Игорь с Борисом стали присматриваться к Ларисе. Раньше они на нее внимания не обращали: так, замухрышка с косичками, лицо круглое, будто по циркулю сделано, и голос писклявый. Однако чем больше смотрели, тем больше убеждались — девчонка и впрямь классная! Остальные жеманничают, глупо, без повода хихикают. А эта — нет. Держится просто,
В общем, стихи Игорь начал ей писать, кажется, на химии. В поисках рифмы к слову «годы» он скосил глаза в Борькину сторону: ба, да тот, оказывается, тоже стихи пишет. И тоже, конечно, Ларисе. На перемене выяснилось: точно, Ларисе. Отправили адресату.
После уроков к ним подошла Лариса, а с ней — Андрей.
Лариса сказала:
— Очень у тебя стихи душевные, Игорь. Я чуть не заплакала. Особенно вот тут:
Может, встречу тебя через тысячу лет.
Но ко мне ты придешь через звезды и годы,
Я уверен, что, хоть обыщи целый свет,
Нет красивей тебя ничего у природы!
Борис фыркнул. Лариса посмотрела на него строго.
— А у тебя хуже получается. Строчки какие-то длинные и нескладные.
— Эх, ты, гекзаметра не понимаешь! — вздохнул Борис.
— Ну все равно, мальчики, — сказала Лариса, — я предлагаю — давайте вместе ходить, а? Андрей тоже не возражает.
Андрей действительно не возражал. Однако Игорь, хоть и понимал, что шансы неравны, стихи Ларисе писать не перестал, поскольку более благодарной читательницы не встречал. Все вокруг смеются, а она посмотрит широко открытыми глазами и прошепчет:
— Ах, Игорь, как это прекрасно!
И ведь что удивительно: все до единой строчки помнит.
Игорь не помнит, а она помнит...
В школе их прозвали «четыре мушкетера», потому что друзья всегда были вместе. Действительно, стоило на пороге класса появиться Ларисе, которая к десятому классу из замухрышки превратилась в красавицу, можно было не сомневаться, что следом за ней войдет Андрей с двумя портфелями, а сзади замаячат забавные, похожие на Пата и Паташона фигуры Шапошникова и Воскобойникова. Игорь к десятому классу стал «длинным и прозрачным», как любила говорить его мать, стеснявшимся своего длинного носа, очков и смешных оттопыренных ушей. Борис почти не вырос, но еще больше раздался в плечах благодаря ежедневным занятиям с гирями.
Учились ребята, кроме Бориса, ни шатко ни валко. Только по истории неизменные пятерки. Когда Максим Иванович организовал кружок по истории, «мушкетеры» стали самыми активными его участниками. После девятого класса они с учителем ездили на два месяца в настоящую археологическую экспедицию, раскапывали курган, захоронение знатного вятича в Московской области. Очень гордились тем, что заметка о результатах их экспедиции появилась в областной газете.
Но вот позади уже выпускные экзамены. Настала пора готовиться в институт. И тут всех удивил Борис. Он даже документы не стал подавать, хотя, конечно, шансы
— Я хочу быть писателем, — объяснил он друзьям. — Так? Так. В Литературный институт со школьной скамьи не берут. И правильно делают. Чтобы писать, надо знать, о чем писать. Так что пойду я в ПТУ учиться на автослесаря, потом на станцию техобслуживания, потом армия — вот уже сколько жизненных впечатлений будет. Конечно, лучше бы, как Горький, пешком по России махнуть, только не по Волге, а, скажем, вдоль трассы БАМа. То-то красотища! — мечтательно прищурился Борис и тут же горестно вздохнул: — Но кто поймет? Ведь скажут, что тунеядец... Так что мой путь — ПТУ.
Была еще причина, о которой он не распространялся, но друзья, конечно, догадывались. Мама его работала лаборанткой, и жилось им всегда туговато. Быть еще пять лет нахлебником Борис не хотел.
К решению Бориса мамы «мушкетеров» отнеслись в основном индифферентно, а папы даже одобрительно:
— Молодец парень. Этот, во всяком случае, знает, чего хочет.
Но что случилось потом... Андрея родители уговорили идти во ВГИК. Запала им, видать, в душу фраза Максима Ивановича о юном Чингисхане. Он завалился на первом же туре, поскольку, кроме внешности, требовался еще и талант.
После этого Андрей неожиданно подал документы... в школу милиции. То есть неожиданно, конечно, для его родителей, но не для друзей. Тут уж «бич божий» поработал. Когда Андрей унылый вернулся с экзамена, он ему сказал:
— Ну чего киснешь? Предположим, поступил бы ты, а потом стал посредственным артистом, что, лучше было бы? Инженером средним быть не страшно, а артистом бездарным... Прости, не хотел обидеть, но сам посуди.
Андрей, конечно, обиделся, но Борис не отставал:
— Скажи, о чем ты мечтаешь?
Андрей неопределенно пожал плечами.
— Постой, я, наверное, не так вопрос ставлю. Что там у тебя внутри самое сокровенное? Кем бы ты мечтал стать?
— Сыщиком, — выдохнул Андрей, и это было действительно сокровенное, поэтому они не рассмеялись. Ребята знали, что Андрей больше всего любит читать детективы.
— Ну а скажи, детка, как начинал свою карьеру комиссар Мегрэ?
— Постой, постой, — опешил Андрей, — уж не предлагаешь ли ты, чтобы я пошел постовым? Я представляю лицо моей мамы, когда я явлюсь в форме, ой, не могу!
— Нет, конечно, можно в священники пойти или в доктора, из них тоже неплохие сыщики получаются, если верить классике, — с открытой издевкой сказал Борис. — Пойми, Андрей, тебе надо решать. Тебе! А не маме.
Андрей задумался. Слез с подоконника, сел верхом на стул и опустил голову. Потом вскочил, походил по комнате, сказал раздумчиво:
— А вообще-то это идея! Только не в постовые, как ты предлагаешь, а в школу милиции. Меня туда упорно тренер по самбо зовет. Он ведь динамовец. Говорит, наверняка мастером спорта станешь, там все условия...