За десятью миллионами к рыжему опоссуму
Шрифт:
Мой тонкий слух, различающий малейший шум. улавливает слабый рокот. который то усиливается, то затихает в зависимости от силы ветра. Я с тревогой прислушиваюсь. Шум усиливается. Он чем-то напоминает шум града, барабанящего по листве. Я прикладываю ухо к земле и слышу непрерывный гул, похожий на шум идущего поезда. Взволнованный, я встаю и иду будить Тома, чей безошибочный инстинкт поможет разобраться в характере этого явления. Мне кажется, что воды ручья, которые я с трудом различаю при слабом свете звезд,
Услышав мой окрик, Том вскакивает. Он таращит глаза, прислушивается и, насколько это возможно, раздувает ноздри своего приплюснутого носа. В течение нескольких минут он неподвижен. Вдруг на его черном лице появляется выражение неописуемого ужаса. Он поднимает свои длинные, худые руки в жесте отчаяния и издает гортанный возглас, который заставляет вздрогнуть и вскочить больных.
– Ооак!..
– Что случилось? – спрашивает майор кратко, без видимых эмоций.
– Вода!..
– Что ты этим хочешь сказать?
Абориген с растерянным видом невнятно произносит длинную фразу, которую я не понимаю, но смысл которой тотчас уловил его хозяин, привыкший к грамматике Тома.
– Ладно.
Несколько больших шагов, и майор уже возле сэра Рида, устремившегося ему навстречу,
– Что такое, Харви? – спрашивает сэр Рид.
– Наводнение. Вода движется на нас со скоростью кавалерийского эскадрона.
– Что теперь делать?
– Выбираться как можно скорее из низины.
– У нас есть время?
– Нам много надо успеть сделать.
– Харви, возьмите на себя командование. Я займусь детьми.
И, обретя вновь юношескую энергию, скваттер спешит к девушкам.
– Все ко мне! – кричит старый офицер голосом, привыкшим командовать во время грохота битвы, и этот голос проникает в сердце каждого.
Все на ногах и слушают приказы. Ветер усиливается. Ослепительные молнии пронзают сплошные тучи. Лишь немного отдохнув от усталости, с опухшими, воспаленными глазами поселенцы вновь готовы к бою, хотя и не знают, какая опасность им угрожает.
– Запрягайте лошадей!
Двенадцать человек без сутолоки и паники впрягают лошадей в две повозки.
Справа от повозок два фонаря освещают сцену поспешных сборов, хотя для этого было достаточно и вспышек молний.
– Каждому взять запас еды на два дня и по пять пачек патронов.
Крышка большого ящика отлетает, поддетая топором, и все разбирают консервы. Запасаются также и боеприпасами.
Если людям удается сохранять спокойствие, то стихия, напротив, неистово разбушевалась. Гремит гром, сверкают молнии, гул водного потока, который катит свои бурные воды в узкой лощине, сливается с раскатами грома.
Голос командира подобен звуку горна:
– Все готово?
– Да, – отвечает МакКроули, на которого возложены обязанности помощника командира и который спокоен, как на параде.
– Отлично!
– Есть, командир!
– Фрэнсис, вам даю компас и секстант. Помните, они для нас важнее продуктов.
– Я их буду беречь, сэр, – невозмутимо отвечает гигант.
Эта краткая фраза говорит о том, что он скорее умрет, чем выпустит их из рук.
В момент, когда караван трогается, перед нами вспыхивает громадный язык пламени. Высохшие деревья загораются, как спички. Возникшие от молний пожары возникают в десятках мест и тут же охватывают площадь в квадратное лье. Ветер с безумной яростью раздувает огонь, распространяющийся с невероятной быстротой.
Лошади отпрянули от этой огненной стихии.
Менее чем в пятистах метрах справа от нас при свете пожара мы видим затопленную долину, исчезнувшую под водой, которая наступает беспощадной, грозной стеной высотой в два метра, увенчанной шапкой белой пены. Куда бежать? Что нас ожидает? Не будем ли мы поглощены этим водным потоком?
Нам угрожает смерть от двух грозных стихий, объединившихся против нас. Даже у самых хладнокровных на лбу выступает пот.
Однако, перекрывая треск горящих деревьев, шум катящихся волн и раскаты грома, звучит человеческий голос, отдающий команду сухо и резко:
– Спустить на воду повозку, обитую железом!
Один из путников бросается к головной лошади, хватает ее под уздцы и поворачивает всю упряжку к ручью. Испуганные лошади фыркают и отказываются идти. Приходится подталкивать их острием ножа.
– Режьте постромки лошадей второй повозки. Пять добровольцев – верхом на этих лошадях. Поднимитесь на косогор. Следуйте по течению. В галоп! Остальные – в лодку!
Вскоре они исчезают, скача бешеным галопом…
Команды тотчас выполняются. Пять поселенцев вскакивают на перепуганных чистокровок и устремляются из тьмы в зону, освещенную пожаром. Вскоре они исчезают, скача бешеным галопом и издавая победные клики.
В повозке, обитой листовым железом, нас пятнадцать человек. С колоссальными усилиями мы вводим повозку в маленький залив, где она стоит неподвижно, повернутая носом к надвигающейся волне, что пенится от нас метрах в тридцати.
Раздаются крики отчаяния. И тогда один из поселенцев, стоящий на дышле, одной рукой цепляется за обшивку борта, а другой пытается вытащить чеку, которой прикреплена упряжь. Нос лодки поднимается, корма опускается… Лодка опасно раскачивается, готовая вот-вот зачерпнуть воду. Шесть лошадей, скованные сбруей, унесены водой. Они пытаются добраться до берега, но – тщетно! Вся долина покрыта желтоватой бурлящей водой. Ручей разбух и превратился в неукротимый поток шириной более полукилометра. Агония бедных животных длится недолго.