«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности
Шрифт:
Если бы Велизарий был только тверд в управлении армией, он никогда бы не совершил подвигов, оставивших по себе намять в веках. Важнее, что он смог внушить высокими душевными качествами искреннюю любовь к себе своим воинам, которые с готовностью жертвовали жизнью, когда их вождю грозила опасность. Эпизод войны, которую Велизарий вел с готами в Италии (536-540 гг.) показывает, что одна дисциплинарная строгость не сможет воспитать победоносного войска. Только взаимная товарищеская любовь начальников и подчиненных способна высвобождать огромные резервы человеческого духа, ибо победа заключается не в простом физическом уничтожении противника (которое никогда не бывает полным), но прежде всего в преодолении его воли и духа, заставляющем признать превосходство победителя и питающем отказ от продолжения борьбы.
Велизарий, взяв с собой тысячу всадников, отправился к мосту на реке [58] , с тем чтобы выбрать место, где им лучше всего будет стать лагерем. Когда они были
58
Река Тибр в окрестностях Рима.
В этот день Велизарий был на коне, очень привычном к бою и знающем, как спасать сидящего на нем всадника. В него и в Велизария большинство из готов старалось попасть и дротиками и другими метательными орудиями по следующему основанию. Перебежчики, которые накануне перешли на сторону готов, увидав Велизария сражающимся в первых рядах и понимая, что если он погибнет, то тотчас же и у римлян погибнет все дело, стали кричать, приказывая стараться попасть в пегого коня. Отсюда это слово разнеслось по всему войску готов, причем, как бывает при большом смятении, меньше всего старались расспрашивать, в чем дело, и даже многим было совсем неизвестно, что это Велизарий. Однако полагая, что не случайно поднялся такой приказ и переходит от одного к другому, оставив всех остальных, большинство стало бросать копья в одного Велизария. Равным образом те из готов, которые отличались доблестью, охваченные великим честолюбием, старались пробраться к нему возможно ближе, чтобы схватиться с ним в рукопашном бою, и, охваченные сильным гневом, поражали его и копьями и мечами.
Сам Велизарий всех тех, которые выступали против него, убивал одного за другим. В такой опасный момент особенно ярко проявилась любовь к нему его копьеносцев и щитоносцев: все, окружив его, проявили такую доблесть, какой, думаю, до этого дня не проявлялось ни к какому иному человеку. Выдвинув свои щиты перед военачальником и его конем, они принимали все стрелы на себя и отражали нападавших, отталкивая их от Велизария. Так вся эта схватка была направлена на одного человека. В этом тяжелом столкновении из числа готов пало не меньше тысячи человек, и при этом все это были люди, сражавшиеся в первых рядах; пали многие лучшие из близких к Велизарию, в том числе его телохранитель, совершивший много славных дел против врагов. Велизарию же в этот день выпала такая счастливая судьба, что он не был ранен и не был даже поражен стрелой, хотя вся битва была направлена на него одного.
Любая война когда-нибудь кончается. Тогда вчерашние противники вспоминают, что они люди, которые должны все же как-то уживаться друг с другом. И чем меньше крови пролито, тем проще и безболезненнее протекает процесс возвращения к мирной жизни. Тем прочнее мир и долговременнее добрососедские отношения. Тем меньше пострадавших от посттравматического синдрома в рядах победителей и побежденных, которые сеют плевелы ненависти, гнева, осуждения и раздражения среди соотечественников подчас спустя годы и десятилетия после окончания войны. Милосердие Велизария к жителям Неаполя, взятого штурмом в 536 г., имело целью вдобавок продемонстрировать побежденным величие духа победителей, убедить их, что они достойны властвовать над народами, потому как способны властвовать прежде всего над собой.
Когда все уже было в полном порядке, у Велизария явилась мысль, что если войско проникнет в Неаполь с боем, то и людям придется погибнуть и, кроме того, случится все остальное, что обычно бывает с городом, взятым врагами. Тотчас, послав за Стефаном [59] , он сказал ему следующее: «Часто видел я взятые города и по опыту знаю, что там происходит: всех способных к войне мужчин убивают, женщин же, которые сами просят о смерти, не считают нужным убивать, но подвергают их насилию и заставляют переносить всякие ужасы, достойные всяческого сожаления. Дети, лишенные пропитания и свободного воспитания, должны в силу необходимости становиться рабами и при этом рабами людей, самых для них ненавистных, руки которых они видели обагренными кровью своих родителей. Я не говорю уже, дорогой Стефан, о пожаре, которым уничтожаются все богатства, весь блеск и красота города. То, что испытали раньше взятые города, это, я как в зеркале вижу, придется испытать и Неаполю. И я скорблю и за город и за вас самих. Против него мною сделаны такие приготовления, что он не может быть не взят. Я вовсе не радовался бы, если бы такая судьба постигла древний город, искони имевший жителями христиан и римлян, особенно когда я являюсь главным начальником римлян: ведь у меня в лагере много варваров, потерявших убитыми у этих стен своих братьев и родственников; если бы они взяли город с боем, я не был бы в состоянии сдержать их гнев. Поэтому, пока в вашей власти выбрать и сделать то, что будет для вас лучше, примите более благоразумное решение и постарайтесь избежать несчастия. Если же оно вас постигнет, как этого надо ожидать, то по всей справедливости обвиняйте не вашу судьбу, но собственную волю». С такими словами Велизарий отпустил Стефана. Стефан выступил перед неаполитанским народом, обливаясь слезами, и с плачем и стенаниями он сообщил им все, что услыхал из уст Велизария. Но, видимо, не суждено
59
Неаполитанец, игравший роль посла в переговорах между Велизарием и гражданами Неаполя.
…Неаполь был взят с боем. Тут произошло страшное избиение. Все, охваченные гневом, особенно те, у которых брату или родственнику суждено было погибнуть в битве под стенами, избивали всякого попадавшегося им навстречу, не щадя возраста; врываясь в дома, они обращали в рабство детей и женщин, грабили; особенно отличались массагеты, которые не чтили даже храмов и многих бежавших туда захватили в плен, пока Велизарий, повсюду проходя, не запретил таких насилий и, созвав всех, не произнес следующей речи: «Так как Бог дал нам стать победителями и достигнуть столь великой славы, отдав в наши руки город, который до сих пор считался неприступным, то и нам необходимо не быть недостойными такой милости, но человеколюбивым отношением к побежденным показать себя по справедливости одолевшими их. Не проявляйте к неаполитанцам бесконечной ненависти и вражду к ним не продолжайте за пределы войны. Ведь никто из победителей не продолжает ненавидеть побежденных. Убивая их, вы не освобождаетесь на будущее время от неприятелей, но будете наказывать смертью своих же подданных. Поэтому дальше не делайте этим людям зла и не давайте своему гневу полной свободы. Ведь позорно оказаться победителями своих врагов и явно быть слабее своего гнева. Все их богатства да будут вам наградой за вашу доблесть, но жены с детьми да будут возвращены их мужьям. Пусть побежденные поймут на самом деле, каких друзей лишились они по своему неразумию».
Сказав это, Велизарий отдал неаполитанцам женщин и детей и всех остальных пленных, не испытавших никакого насилия, и примирил с ними своих воинов. Так пришлось неаполитанцам в один этот день сделаться пленниками и вновь получить свободу.
Направленный императором в 541 г. против персидского царя Хосрова, увенчанный лаврами громких побед Велизарий тем не менее начал с того, что предложил высказаться на военном совете своим не столь известным соратникам. Византийский полководец в отличие от Александра Македонского и Юлия Цезаря не столько ставил целью эмоционально «заразить» командиров, превратив в проводников своего гения в массах воинов, сколько стремился воспитать их как сознательных соработников главнокомандующего. Это характерная черта христианского мировоззрения византийских военачальников, отнюдь не стремившихся к обожествлению собственной личности, чем неизбежно заканчивали величайшие полководцы античности.
Замечательны слова Велизария о том, что воин должен действовать, имея в виду принести как можно больше действительной пользы делу, не прикрываясь фиговым листком приказа старшего начальника, в опасении возможной ответственности. Нет лучше способа открыть неисчерпаемый источник личной инициативы подчиненных, чем выказать им уважение и доверие.
Велисарий, прибывший в Месопотамию, стал отовсюду собирать войско, а сам послал кое-кого в персидские пределы на разведку. Желая здесь отразить врагов, если они вновь вторгнутся в землю римлян, он приводил в порядок и обмундировывал своих солдат, бывших по большей части голыми и невооруженными и приходивших в ужас при одном имени персов. Возвратившись назад, лазутчики утверждали, что никакого вторжения врагов в настоящее время не будет. Хосров [60] , занятый войной с гуннами, пребывает где-то в другом месте. Услышав об этом, Велисарий решил тотчас со всем войском вторгнуться во вражескую землю. Василевс между тем, написав послание, велел им как можно быстрее вторгнуться в землю врагов.
60
Хосров I – шахиншах, правивший с 531 по 579 гг. При нем государство Сасанидов достигло наивысшего могущества.
Собрав всех военачальников, Велисарий сказал следующее: «Я знаю, что все вы, соратники, испытаны во многих войнах, и собрал я вас сюда не для того, чтобы, напомнив об этом или сказав слова поощрения, устремить ваш дух против врагов (думаю, что вы не нуждаетесь в словах, побуждающих к отваге), но чтобы, посоветовавшись между собой, мы скорее бы решили, что, по нашему мнению, лучше и выгоднее для дел василевса. Война обычно идет успешно, в первую очередь, благодаря рассудительности. Необходимо, чтобы те, кто держит совет, были в своем суждении совершенно свободны от страха и почтительности. Ибо страх, поражая тех, кого он охватил, не дает возможности разуму выбрать лучшее решение, почтительность же, скрывая то, что показалось лучшим, ведет к высказыванию противоположного мнения. Поэтому, если вам кажется, что великий царь или я уже приняли решение относительно настоящих дел, то пусть ничто подобное не приходит вам на ум. Ибо он, находясь далеко от происходящих событий, не в состоянии согласовать дела с обстоятельствами. Поэтому нет ничего страшного, если, пойдя против его решения, мы сделаем то, что окажется полезным его делу. Я же лишь человек, и, прибыв сюда из западных стран после долгого отсутствия, могу не заметить чего-нибудь важного. Так что следует вам, не опасаясь ничуть моего мнения, прямо сказать то, что принесло бы пользу и нам самим, и василевсу. Вначале мы прибыли сюда, соратники, чтобы помешать совершиться какому-либо вражескому вторжению в наши земли. Теперь же, поскольку наши дела оказались лучше, чем мы надеялись, можно нам посовещаться относительно вторжения в их землю. Поэтому будет справедливо, я думаю, чтобы, собравшись для этого, каждый сказал бы, ничего не утаивая, что ему кажется лучшим и выгодным». Так сказал Велисарий.