За други своя!
Шрифт:
— Пошли, нечего на дожде стоять, — нарушил тишину Йерикка.
Все разом, посмотрели на невидимое небо. Надо же, а они и перестали замечать, что идет дождь… Молча и неспешно двинулись к стоянке.
Йерикка задержался возле закинутого плащом тела. Олег остановился тоже, пиная камешки ногой.
— Умер сразу, — глухо сказал Йерикка. — Не знаю, как он еще разговаривал…
— Эрик, — начал Олег, — неужели…
— Нет, — ответил Йерикка, поправляя плащ на пробитой голове Краслава.
— Что? — удивился Олег.
— Ты ведь хотел спросить, не виноват ли в смерти Краслава?
— Утешение, — вздохнул Олег, глядя на мокрый плащ, тяжело облепивший лежащее тело. Там, где лицо, плащ поблескивал, промокший не от воды, а от крови. — Знаешь, Эрик, я дома часто не делал разных мелочей, которые мне поручали родители. Лень было. Хочешь скажу, почему? Я был уверен, что это все равно сделают за меня. А здесь мы делаем вещи, о которых я и помыслить не мог. И не жалуемся, потому что никто за нас этого делать не станет. Ни-кто…
Йерикка кивнул, но вид у него был отсутствующий, и Олег не понял — его словам кивал Йерикка, или каким-то своим мыслям. А рыжий горец внезапно сказал:
— Желя… помнишь, Краслав все талдычил, что слышит крики?
— Ну?
— Он слышал, как кричала его Желя, — ответил Йерикка. Олег недоуменно посмотрел на него, но Йерикка предельно серьезно продолжал: — Карна перерезала нить Огнивы. Желя это почувствовала и закричала. А Краслав ощутил, так бывает.
— Да ну, — только и смог сказать Олег.
— Говори, что хочешь, — торжественно и непреклонно заявил Йерикка. — Помнишь, он кричал еще, что видит, как она плачет? Это ведь он уже ОТТУДА кричал.
Олегу сделалось не по себе, и он возразил:
— Попадет бронебойная в башку, еще и не такое увидишь…
Но Йерикка только покачал головой. Он больше не был расположен об этом говорить…
…АКМС Краслава с подствольником взял себе Морок.
— А жрать охота, тупиком Перуновым клянусь, — вздохнул Богдан.
— Заткнись, а? — попросил его Олег. Есть хотел и он, причем так, что живот просто-таки непрерывно ныл тупой болью.
— Замолкните все, — приказал Гоймир. — Я-то не меньше вашего хочу!
Олег, выбирая место, куда поставить ногу на мокрой осыпи, вдруг подумал, что и он сам, и остальные здорово изменились. Раньше они чаще шутили, подкалывали друг друга, мечтали, болтали на разные темы, не касающиеся войны… Последнее время они воевали, спали, ели и шли. Шли — больше всего и молча. А если говорили — то о еде и войне. Или ругались по мелочам внезапно и зло, вспоминая старые обиды, которые, если подумать, и одного-то чиха не стоили. И даже учебные схватки вдруг превращалась в настоящие поединки со злыми выдохами и ударами, выворачивающими кисти.
Трофейную рацию пришлось бросить — они не знали, что в чете Горда один парень, поссорившись с лучшим другом из-за места у костра, зарубил его ударом меча. И тут же, осознав сделанное, бросился на меч сам…
Еще несколько чет были вынуждены уйти из зоны боев — люди оказались предельно измотаны, больны от усталости… Чету Гоймира спасали от чего-то подобного сразу несколько обстоятельств: личный пример и твердое руководство Гоймира, настойчивая жесткость Йерикки, полное хладнокровие
"Так вот что самое опасное, — думал Олег. — Война стирает с человека… самого человека. Наверное, не всякая война, а именно такая. Непрерывная… Род и все боги, пусть никто и никогда не оценит того, что мы сделали, пусть о нас вообще забудут, но если после всех этих мук мы еще и ПРОИГРАЕМ!.. Над этим можно будет посмеяться вдосталь. Жаль, что в здешнем пантеоне нет никого вроде Локи (1.) — это было бы по его ведомству, а то Кашей больно серьезен для такого прикола…"
Оценивая свои чувства, он приходил к выводу, что перестал бояться смерти. Причем — не как раньше, когда он слабо представлял себе, что это такое. Познакомившись с нею довольно близко во всей ее неприглядности, он не начал ее бояться. Скорей — гордился тем, что идет октябрь, они уже столько отплясывают трепака с Белой Девкой — и живы. И сражаются. А значит — враг не движется вперед. Только это могло иметь значение.
"Скольких же я убил? — подумал Олег, взглянув вверх. Попытался подсчитать — не получалось. Не вспоминались ни лица, ни обстоятельства. — Наверное — много. И никого не могу вспомнить." Зато припомнилось другое — как в одной книжке ему попалась строчка из дневника известного в прошлом детского писателя Гайдара, деда горе-экономиста из нынешних. Дед — его звали Аркадий — тоже начал воевать в четырнадцать лет. А уже в его взрослом дневнике была эта строчка: "Вспоминались люди, которых я убил в детстве." Может быть, и он когда-нибудь вспомнит… если останется жив.
Они выбрались на край осыпи. Дальше начинался спуск в долину реки Ольховой. Эти места были защищены горами со всех сторон от океанских и северных ветров. Соседство со Светлоозером и большие реки — Ольховая и Воронья — обеспечивали высокую влажность. Тут было туманно и тепло.
Небольшой прозрачный родничок, выложенный по краю кирпичами явно человеческой рукой, тихонько булькал и плескался. Тут же стоял берестяной ковшик. Подальше начиналась роща, а правее виднелась — верстах в пяти — весь лесовиков. Казенные Коты были не против такого соседства… Горцы тяжело бухались наземь у родника. Возле небольшого болотца, черневшего в тридцати-сорока саженях слева, густо рос рогоз, и скоро все жадно ели белые, видом похожие на бананы (а вкусом — на ничего, консистенцией же — на мыло) корешки.
— Гоймир, — сказал Олег, — еду надо добыть, а то ослабеем.
1. Хитрый, проказливый, находчивый и даже злокозненный бог-насмешник из скандинаво-германского пантеона. Действительно безаналоговый персонаж в мировом мифологии.
— Говори, — откликнулся Гоймир, лежавший на спине. Обветренное, похудевшее лицо юного князя казалось совершенно бесстрастным.
— На полях у вески должно что-нибудь быть.
— Красть? — спросил Гоймир и усмехнулся: — А то и… Все одно, про нас, горцев, говорят, что мы воры… Да и места не зря Оленьей Долиной прозваны…