За други своя!
Шрифт:
И каждый ощущал их — погибших — рядом яснее, чем в недалекую уже ночь под Корочун.
Йерикка, поднявшись, отошёл от костра и, проседая в снег, поднялся на край оврага. Свежий снег искрился голубоватый сиянием — на мороз. "Будет ли все это там, куда нам придется уйти?" — подумал рыжий горец и сморгнул слезу, сделав вид, что вытирает глаза от ветра. Он лучше остальных понимал, что победа — временная, и им все равно придется уходить. Всем. Чтобы просто выжить.
Из-под этого солнца. Из-под этого неба. От этого снега и морозного воздуха. Они найдут себе планету по душе, и уже их дети станут ЕЁ звать Родиною… но как быть ему, рожденному под этим небом?!
— А что ты таишься? —
— Мы победили, и мы живы, — сказал ему Йерикка. — Но я не знаю, рад ли этому.
Они шли сюда умирать, они готовы была умереть… а предстояло жить. Делать самую трудную вещь на свете — жить, снова и снова принимая решения, опять и опять сражаясь за себя и за тех, кого уже больше не будет.
Легко быть мертвецом… А жизнь вовсе не добра к людям, и бывает время, когда все кажется бессмысленным, а победа не приносит радости — лишь опустошение, и ты можешь только смотреть вокруг и удивляться, что солнце по-прежнему сияет, и небо синеет, и ветер дует, и день сменяет ночь, когда внутри у тебя ровным серым слоем лежит неподвижный пепел.
А солнце будет сиять по-прежнему, и небо будет синеть, и ветер дуть и день — сменять ночь. Пепел растает, и ты снова научишься улыбаться, и научишься спокойно спать, и в памяти сотрется тоска и ужас…
И все-таки капля горечи останется на дне души.
И ты не сможешь предать своих друзей — живых или мертвых. Даже если вдруг очень захочешь, даже если устанешь, даже если испугаешься — не сможешь.
Мертвых не предают. Это вдвойне подло.
Ведь они беззащитны…
ИНТЕРЛЮДИЯ: О ТЕХ, КТО ВЕРНУЛСЯ
С разлапистых еловых веток медленно падал искристый сухой снег.
На пятнадцатилетие Олег подарил себе и Бранке прогулку по лесу. Несколько часов, не чувствуя холода, они ходко и весело бежали на широких здешних лыжах (напоминавших охотничьи лыжи Земли) по замершему, онемевшему от холода и красивому зимнему лесу.
Бранка ходила на лыжах в сто раз лучше Олега и уже не раз над ним посмеялась. Он отшучивался, с удовольствием следя, как девчонка ловко кружит вокруг, а сам в который уже раз вспоминал визит Йерикки — тогда, полтора месяца назад, когда он, Олег, только начинал ходить по комнате, поднимаясь после ранений…
…— Мы начинаем уходить, — Йерикка выглядел озабоченным и даже разбитым. Он сел на лавку, не дожидаясь приглашения, бросил на стол отороченные белым мехом краги. — Данваны с фрегатов сожгли еще один город. На юго-западе. Планету подобрали, все будем делать ночами.
— Трудно, — задумчиво заметил Олег. Йерикка поморщился:
— Справимся… Я не за этим пришел. Через две недели я сам туда еду. Если хочешь, едем со мной. Ты выплатил свои долги с перебором, тебе пора возвращаться. Незачем ждать марта, да и безопасней тут, чем пробираться на юг.
Олег задумался. Коснулся кончиками пальцев меча, висевшего над постелью, и, не глядя на друга, нехотя сказал:
— Я лучше весной… У вас же связь прямо с городом, а Дорога куда-то в Сибирь выводит, там, может, тысяча километров до людей. Нет, я правда весной.
— Ладно, — без удивления согласился Йерикка. Посидел еще… но перед уходом без обиды, только чуть насмешливо, сказал: — Мне-то зачем врешь? Тысячи километров…
…Олег передернул плечами. Но не разговор, вспомнившийся сейчас, заставил его это сделать.
В начале марта он уедет на юг, чтобы отправиться домой. Или надо будет уходить с Рысями… но уходить уже СОВСЕМ. Отказываясь от всего и всех на Земле.
Это было выше его сил. Он и так, случалось, просыпался по ночам и, стиснув зубы, мысленно даже не просил — вымаливал прошение у мамы. И у отца — тоже, но в первую очередь — у мамы. Потом приходил день, а с ним — улыбка Бранки, и мучило уже другое — как оставить ее?!
Я думалось: это тоже выше человеческих сил.
— Вольг! — Бранка повернулась, смеясь из-под мохнатой, здоровенной лисьей шапки. — А в обрат-то не поспеть нам засветло. Побежим, не то в лесу ночь ночуем?
Олег огляделся. Промороженный, таинственно-тихий, заключенный в объятья зимы лес немного пугал. Он сбил с плеч нападавший снег:
— Берлогу откопаем?
Бранка ловко развернулась ига месте, подошла, шурша лыжами, встала бок о бок и склонила голову на плечо мальчишки. Он приобнял девушку рукой. В безмолвии оба услышали звон недалекого ручейка, оттенявший холодную тишь. И Олег понял, что нет у него желания возвращаться из леса в город…
…Расчистив от снега квадрат земли, они довольно быстро соорудили из лыж и двух шестов каркас стенки, который усилили лапником. Тем же лапником Олег выстилал основание получившейся П-образной стенки с навесом, пока Бранка ловко рубила пазы чеканом в принесенных — приволоченных — трех полутораметровых толстенных обрубках сосны-сухостоины. Потом они вдвоём, пересмеиваясь и поругиваясь, сдвинули две обрубка вместе, а на них, поверх уложенной в паз растопки, взгромоздили третий. К тому времени, когда это было сделано, звезды над головами приобрели цвет расплавленного серебра и заперемигивались.