За флажками

Красько Дмитрий

Эпилог

Я замечательно отоспался в ментовском изоляторе, пока Николай Васильевич доказывал кому-то, что все мои противоправные действия были произведены исключительно в пределах необходимой

самообороны. Доказал. Я вышел на свободу, как в сказке — с чистой совестью. Правда, впереди еще маячила перспектива судебных разбирательств, но это — в будущем. А я на будущее решил временно забить и вволю пожить настоящим.

В таксопарке меня встретили с помпой и почестями, словно единственного пассажира, выжившего при крушении «Титаника». Не радовались только директор и Макарец. Первый умотал на неделю в санаторий — нервишки подлечить, а Макарец вообще никогда не испытывал положительных эмоций, пока я рядом.

Но это была не проблема. К вечеру весь таксопарк принялся морально воздействовать на завгара, в результате чего тот смылся домой на полтора часа раньше. А мы расположились в дежурке у механиков на предмет выкушать литр-другой сорокаградусных напитков.

Под первый литр Генаха Кавалерист поведал о том, как стойко он держался на многочисленных — аж три штуки! — ментовских допросах.

Под второй литр Дедушка Будильник рассказал про свою героическую партизанскую молодость. В частности, как он в одиночку пустил под откос

то ли шесть поездов, то ли пять самолетов — в этой части его показания все время расходились. Что неудивительно — Дедушка был с ночной и его вставило больше, чем нас всех, вместе взятых. Кончилось тем, что бывшего партизана уложили в углу на дерюжку и поклялись доставить его к бабушке в целости и сохранности — но только когда проспится.

Под третий литр парни заставили меня освежить в их памяти всю недавно завершившуюся эпопею, и выслушали с большим вниманием и сочувствием, а грузин Рамс даже пустил суровую мужскую слезу.

Четвертый литр я помню смутно, но одно выступление запало в память очень отчетливо. Его выдал Ян, который всегда смотрел в корень.

— А знаешь, Мишок, — сказал он. — Ведь это отговорка, что под Пистона не могли подкопаться. С таким багажом он мог оставаться на свободе только в одном случае — если это кому-то выгодно. И твое счастье, что ты столкнулся с Николаем Васильевичем, который оказался честным ментом. Прикинь, если бы у них все такие были? Тогда Пистон давным-давно сидел бы. И не было бы у тебя нынешних разборок. И даже та кафешка осталась бы целой.

Помнится, даже тогда, сквозь пьяный туман в голове, я подумал, что Литовец, безусловно, прав.