За голубым порогом

Хлудова Ольга Флорентьевна

— Работала там два месяца.

Бригадир вдруг удивительным образом преобразился. Он просиял широкой улыбкой и хлопнул себя по колену.

— Гляди ты! И в Таганроге!! Ну, как там?

— Да я там была в 1956 году.

— Совсем недавно, значит!

— Вы из Таганрога? — догадалась я.

— Ну?!

— А давно ли оттуда?

Широкая улыбка бригадира немного потускнела.

— Лет тридцать не был. То война, то работа.

Я вспомнила тот Таганрог, в котором мне пришлось бывать проездом в 1937 году.

— Да, многое там изменилось с тех пор.

— Вот и родные пишут. У меня под Таганрогом два брата рыбачат.

— Что же не съездите поглядеть на родные места? Дорого?

— Да

что там дорого. Некогда! Зимой и летом рыбку ловим. Все думал, что еще сезон поработаю, а потом навсегда уеду, всей семьей. Нет, не выходит. Жена у меня тоже с Украины, а дети выросли здесь. А одна дочка здесь и родилась. Сын давно женился, у него у самого дети. Молодых отсюда не вырвать. Старшая дочка замужем за местным — моторист с сейнера, другая собирается в Посьет. Там у ее жениха и дом, и все хозяйство. Сын заявил прямо — отсюда не поеду. Что ж, он рыбачит на сейнере, знает здешний лов лучше меня. Ну, а дочки, известно, как муж скажет. Нам со старухой хочется, конечно, повидать родню, побывать в тех местах, а совсем уезжать… не знаю, вряд ли.

Бригадир задумался, поглаживая щеку, и на его лице опять сгустились тучи.

— Зуб болит, окаянный, сил моих нет, — пожаловался он. Вот что значит поспешно судить о характере человека.

К счастью, в кармане моего плаща нашлись таблетки пирамидона с анальгином. Бригадир поспешно засунул за щеку белую лепешку лекарства.

Между тем катер замедлил ход и остановился. Все рыбаки перебрались в пустую лодку. Большой буй качался на крутых волнах, набегавших вместе с порывами ветра со стороны открытого моря. Бригадир сбросил в воду буксирный конец и взялся за весла, Я обратила внимание на то, что вся бригада состояла из рыбаков не моложе пятидесяти пяти — шестидесяти лет. Да и бригадиру было лет шестьдесят, не меньше. Вспомнилась «бригада стариков» на Азовском море.

— Бригада у вас подобрана специально по возрасту? — осторожно спросила я, боясь обидеть пожилого человека.

— Мы бригада женихов, — засмеялся бригадир, заметно повеселевший после лекарства. — Собрали самых молоденьких — у кого кости болят. Все народ заслуженный. Только последнее время стало плохо с рыбой. Совсем не идет.

Бригадир подцепил багром обросший пушистыми гидроидами канат, приподнял его, и началась переборка невода. Рыбаки споро перехватывали тяжелое, мокрое сетное полотно, почти лежа на высоких бортах лодки. Я заглянула в темную, фиолетово-синюю воду. Странные, похожие на маленькие торпеды тела проворно проносились в глубине. Узкие, длинные рыбы с синими спинками и необыкновенно блестящими серебристыми боками подпрыгивали у края невода, пытаясь выскочить на волю,

— Не зевай, Петрович!! Ванюша, подтяни выше! — командовал бригадир, перебегая с носа на корму и немилосердно раскачивая лодку. Теперь можно было рассмотреть в неводе веретенообразные красноватые существа. Это мелкие кальмары, головоногие моллюски. Когда их подняли к поверхности, во все стороны полетели фонтаны воды и темно-коричневой жидкости, похожей на чернила. Руки, лица, борта лодок — все покрылось темными потоками, выбрасываемыми кальмарами. Животные были примерно одного размера — сантиметров пятнадцати-восемнадцати от заостренного заднего конца до основания щупалец. Их студенистые на вид, коричнево-красные тела с множеством более темных мельчайших крапинок кишели вперемежку с рыбой, великолепными узкорылыми сайрами, крупным японским анчоусом и какими-то большими серыми рыбами, похожими формой тела на черноморскую пеламиду. Сотни светлых щупалец свивались в клубки, охватывали бьющуюся рыбу, вытягивались и сокращались, мелькая розоватыми присосками. Некоторые кальмары раздувались, как пузыри, потом опять становились прогонистыми и стройными. И, к моему величайшему

изумлению, они пищали, пронзительными и тонкими голосами, как крысы. Все это сопровождалось непрерывными струями воды и чернил.

Рыбу выбирали в лодку. Бригадир схватил большой ведерный черпак на длинной рукоятке и, зачерпнув, с натугой приподнял его. Первая партия кальмаров хлынула на дно лодки. Я схватила ближайшего моллюска и хотела сунуть в свое ведро, налитое морской водой. Не тут-то было! Упругое, будто резиновое, скользкое тело изогнулось, щупальца охватили запястье, и острый клюв впился в кожу. Когда ощущаешь прикосновение к коже присосок, первое импульсивное движение — стряхнуть с себя животное. Я с трудом подавила это желание. Опушенный в воду кальмар сразу освободил мою руку, выпустил облако чернил и спрятался за ним на дне ведра. На месте укуса была маленькая ранка. На всякий случай я ее высосала, припомнив, что у кого-то из головоногих слюна ядовита.

Пока происходило это первое знакомство с кальмаром, дно лодки закрылось слоем извивающихся, пищащих и брызгающих чернилами моллюсков. Некоторые из них судорожно сжимали в щупальцах рыбу, цепляясь за нее, будто от этого зависело их спасение. Отчерпав основную часть улова, бригадир скомандовал рыбакам, и те, приподняв сеть, вывалили всех оставшихся кальмаров к нам в лодку.

На этом лов закончился. Невод опустили в воду. Катерок взял нас на буксир и повел обратно. Бригадир, присев в лодке на банку, выбирал рыбу из месива коричневых, прыгающих кальмаров.

— Смотрите, как каракатицы обдирают рыбу, — сказал он, показывая крупного анчоуса с. израненными боками, на которых кожа висела клочьями. — Вы себе отобрали, что нужно?

Я вспомнила о своем пленнике. Надо было скорее менять ему воду. Николай говорил, что головоногие плохо переносят собственные чернила. Через марлю я сменила воду и заглянула в ведро. Кальмар медленно плавал, ощупывая стенки своей тюрьмы. Он стал почти бесцветным, с бледной, коричневатой полоской пятен на спине. Может быть, он помят? Пока не поздно, надо взять еще одного. Я выбрала небольшого, но очень бойкого моллюска и кинула его в воду, избежав на этот раз извивающихся щупалец. Опять расплылось облако чернил и опять пришлось менять воду.

— Что мало взяли каракатиц? — спросил бригадир.

— Вы их называете каракатицами? Ведь это кальмары. А каракатица выглядит совсем иначе.

— Кальмаров мы знаем, они иной раз попадаются в прилове на сейнерах, а это каракатицы, — сказал бригадир с полнейшей уверенностью.

— А как выглядит тот, кого вы называете кальмаром?

— Такой небольшой, покруглее вот этих и светлее, только кое-где пятнышки, как веснушки.

Судя по описанию, это было ро’ссия, близкая родственница каракатицы, животное из класса головоногих моллюсков, как кальмары и осьминоги. В дальнейшем мне нередко приходилось сталкиваться с этой путаницей в названиях: все рыбаки называют кальмаров каракатицами, а ро'ссий — кальмарами. Иногда возникали небольшие недоразумения: спрашиваешь об одном животном, а получаешь ответ о другом.

— Так вы возьмите побольше каракатиц, — настаивал бригадир.

— Больше не стоит, а то еще подохнут. Ведро у меня маленькое.

— Для еды возьмите, не стесняйтесь. Я сейчас отберу вам получше.

— Я не знаю, как их готовить.

— Какая там готовка. Отрежьте голову, выпотрошите и обдайте кипятком. Кожа слезет, почистите ножичком и варите. Мясо станет розовое, нежное, как куриное. Пока мы на море и воды сколько хочешь, я вам подготовлю.