За голубым порогом
Шрифт:
За озером-лугом ослепительно блеснуло на солнце живое серебро моря. Плоский песчаный берег просторной бухты справа и слева замыкали красновато-серые береговые скалы.
На мелком горячем песке лежали черные раковины мидий, выбеленные солнцем хрупкие коробочки-скелеты морских ежей и длинные валы сухих водорослей, припудренные кристалликами соли. Прозрачные стеклянные шары — оторванные волнами поплавки от рыбачьих сетей — вспыхивали под лучами солнца, как звезды.
Широкий пляж, прилизанный ветром, был гладок, как в первый день творения, будто никогда еще не ступала здесь нога человека. Мы шли по нему, увязая по щиколотку, обливаясь потом, ослепленные зеркальными бликами волн и непереносимо ярким сиянием белого песка.
У скал, близ края бухты, песок сменила
Рядом с громадным, отшлифованным волнами стволом дерева лежали черные, атласные головешки потухшего костра. Дощечка с присохшими слюдяными лепестками чешуй и кучка рыбьих костей свидетельствовали об успехах подводных охотников. В полуразбитом ящике, выкинутом морем, стояла аккуратная стопка больших раковин гребешков, видимо игравших роль посуды.
На камнях мы сбросили с натруженных плеч тяжелые рюкзаки. Юра и Герман сразу же принялись стаскивать к кострищу бревна, доски и сучья, заброшенные на берег штормовыми волнами. Глядя, как кристально чистая вода ласково гладит песок, трудно было представить себе всклокоченные, мутные валы, с грохотом идущие на приступ береговых сопок и, как щепки, кидающие тяжелые бревна.
Высушенные солнцем и ветром дрова загорелись бледным, почти невидимым пламенем, а Юра и Герман все подваливали топлива, словно мы собирались жарить здесь кабана. Когда мы вылезем из воды, костер очень пригодится. Можно будет и отогреться, и зажарить рыбу. Если она будет, разумеется.
У Германа фотоаппарат был заключен в литой металлический бокс с щегольскими головками выводов управления и массивными болтами. Юра заклеил «Зенит» в резиновый пузырь для льда с врезанным в крышку стеклом. Мы с Германом сравнивали свои боксы с ревнивым интересом. Мой был легче, что важно, когда приходится таскать за спиной подводное снаряжение в дальние бухты. Бокс Германа был тяжелее, но зато у него было важное преимущество — приспособление для перевода диафрагмы. У моего бокса такого приспособления не было, а был вывод регулятора скоростей, которым, кстати сказать, я почти никогда не пользовалась. Герману я об этом не сказала. Пусть думает, что мой аппарат более совершенной конструкции.
Лида и Юра уже поплыли к скалистой части бухты, а мы все еще разглядывали и обсуждали свое снаряжение. Наконец, удовлетворенные результатами сравнения, с тайным сознанием, что бокс товарища немного хуже, мы отправились вслед за нашими друзьями.
В этой части бухты дно было почти сплошь покрыто камнями. Между ними оставались только маленькие площадки песка. Раки-отшельники кубарем летели с камней, крабики канцеры улепетывали боком и прятались в пышном ковре водорослей. Здесь преобладали саргассы и кодиумы. Местами светло-красные водоросли дазия, родимения и более темный тихокарпус, мешаясь со светло-зеленой ульвой, образовывали яркое, цветистое пятно на фоне коричневых саргассов. Каменистая отмель, где мы едва не задевали коленями о дно, тянулась метров на тридцать, потом глубина сразу увеличилась, и мы выплыли к первым подводным скалам. Здесь, кроме отдельных грив филлоспадикса, растительности почти не было. Да и он развевался только на самых вершинах, почти достигающих поверхности воды. Голые, темные камни придавали пейзажу мрачноватый оттенок. Крупные мидии Грайана с массивными створками заселяли скалы. Они гроздьями покрывали их откосы и заполняли собой узкие расщелины. Черные ежи местами сидели такими плотными колониями, что почти касались друг друга. А вот и трепанги. Их здесь оказалось много, разнообразных по размерам и оттенкам окраски. И везде на дне виднелись звезды. Большей частью это были давно примелькавшиеся патирии и амурские звезды, но я сразу же нашла двух крупных красных лизастрозем с пушистыми помпонами на теле. Они были уже нарисованы нами, но я захватила самую большую лизастрезему на случай, если ее нет у моих новых товарищей.
На плоской каменной плите лежала звезда, еще не виданная ранее. Сверху она была как будто
Укладывая звезд в сумку, я оглянулась на своих спутников. Вон мелькнула голубая купальная шапочка, и в воздух взлетел блестящий фонтанчик брызг из дыхательной трубки. Я не успела окликнуть Германа, как он опять ушел под воду.
В тени камня неподвижно лежал громадный бычок, сначала показавшийся мне случайным сочетанием пятен на камнях. Внимательно вглядываясь, я убедилась, что все же это бычок, с характерной для этих рыб формой головы и тела. Первые два снимка я сделала, подплывая к нему с большой осторожностью, чтобы не спугнуть интересное животное. Я подплыла уже вплотную и, придерживаясь рукой за камень, рассматривала в упор пеструю морду. Бычок был сантиметров тридцати пяти длиной и состоял в основном из большой плоской головы с крошечными глазками и невероятно широкой пастью. Бородавки, шипы и какие-то отростки придавали рыбе вид настоящего страшилища. Окраска бычка замечательно подходила к цвету камней, на которых он лежал: мраморный черно-белый узор на голове и расплывчатые темные, светло-серые и белые пятна на теле. Тут мне пришлось оставить моего нового знакомого и спешно подняться наверх за глотком воздуха: Немного отдышавшись, я спикировала на то же место, готовясь сделать еще снимки. Как бы не так! Стоило повернуться к нему спиной, как бычок скрылся. Повадка известная: враг смотрит на тебя — лежи и не дыши, авось будешь принят за камни. Ну, а если на тебя не смотрят, надо скорее удирать.
Здесь мидий было меньше, и вообще характер дна несколько изменился. Под водой вдоль берега шел крутой откос, Заваленный громадными камнями, казалось чудом сохраняющими равновесие. У подножия откоса начиналось ровное, постепенно понижающееся дно, усыпанное мелкими камнями. Кое-где на этой равнине лежали отдельные большие глыбы.
А вот и Лида. Я направилась было к ней, но в этот момент увидела стаю крупных, очень темных, почти черных рыб с беловатыми пятнами на спине у плавника. Они неподвижно стояли над хаосом каменных обломков.
Освещение было очень удачное. Рыбы, озаренные яркими лучами солнца, отчетливо рисовались на фоне камней и угольно-черных провалов между ними. Я подплывала к ним у самого дна. Рыбы дали возможность сделать три снимка, после чего стали быстро опускаться вниз и исчезли в темноте расщелин. Немного дальше над камнями висела другая стая точно таких же рыб. Я допустила оплошность и нырнула слишком близко. Увидев, что к ним сверху спускается незнакомое чудовище, рыбы спрятались в камнях, прежде чем я успела нажать на кнопку спуска.
Лида помахала мне рукой. Мы рассматривали черных рыб, глядя на них сверху, с поверхности воды. Лида не знала их названия. А где же живой справочник — Герман?
Вот и он. Герман плыл, держа перед собою бокс с аппаратом. Рыбы тоже его заметили и неторопливо убрались в свои убежища.
Герман всплыл рядом с нами.
— Это кто? — спросила я, показывая на рыб, понемногу опять появляющихся над камнями.
— Это морские ерши. Правда, красивы? Я начинаю жалеть, что у меня нет ружья. А кстати, где Юра?
На этот вопрос мы не могли ему ответить. Впереди над мысом выдавалась большая скала. Возможно, наш охотник заплыл за нее.
Лида пожаловалась, что она озябла. Мои товарищи плавали в шерстяных свитерах, без резиновых костюмов. Выбравшись на берег, мы пошли вдоль скалистых обрывов. Небольшие бухточки, усыпанные гравием и крупным песком, отделялись друг от друга широкими выступами каменных стен. Их надо было обходить по колено в воде. В тихую погоду такие бухточки кажутся очень привлекательными, но во время прибоя здесь долго пробыть нельзя. На уступах камня, на высоте человеческого роста, виднелись следы последнего ненастья: обрывки водорослей, битые раковины и коробочки морских ежей. Наверх можно было подняться далеко не из каждой бухты: в некоторых из них нависали каменные карнизы или стены слегка наклонялись над узкой песчаной полосой.