За горизонтом сна
Шрифт:
Дальше Эжан не смотрел.
Лилиан, Лилиан, Лилиан, Лилиан… Лили… ан. Ее имя спуталось в петлистый узел и завязло на губах.
Эжан выбежал на поляну. Было тихо; трели сверчков и чье-то шелестящее стрекотание не нарушали тишины. Серебристо поблескивал пруд, смутно белела беседка. Принц опрометью бросился туда — хотя уже понял.
Ее здесь нет.
Он вошел в беседку. Здесь было темно: лунные лучи сдавались перед живой стеной плюща. Здесь всегда темно… только таинственные отблески в глазах Лилиан, в изгибе ее шеи, на прядях летящих волос… И — ничего: лишь ее губы,
Вечность назад.
Эжан опустился на скамейку; да, совсем недавно она, принцесса Лилиан, сидела именно здесь, ожидая своего принца… Он определенно мог поклясться в этом. Затем она встала, спустилась к пруду, обошла кругом воды, опять вернулась сюда. Она готова была ждать сколько угодно… в этом он тоже не сомневался.
А потом что-то случилось.
Его снова передернуло при мысли о людях Литовта. Особенно теперь, когда господин старший советник замышляет что-то мерзкое и страшное… Самодовольство кавалера Вита-са, с каким он говорил о некоем заговоре стабильеров, не оставляло сомнений в том, КТО стоит за этим заговором.
Отстранение, словно речь шла о событиях из книги — нет, гораздо, гораздо отстраненное! — Эжан подумал, что, если бы не подслушанный только что разговор, Литовт обрушил бы свой удар неожиданно и беспощадно: на маму, на него самого, на учителя, на всю Великую Сталлу… И что опасность, угрожающая им, вовсе не стала меньше из-за того, что он, Эжан… еще неизвестно, поверят ли ему, примут ли всерьез его слова.
Не то, не то…
Лилиан!.. Это над ней нависла опасность — над самой первой, потому что самой беззащитной. Где ее искать?! Он беспомощно огляделся по сторонам, стоя в проеме беседки.
Учитель!
Мысль была — как вспышка; она еще не успела догореть, когда Эжан, распахнув ворот, полез за амулетом. Лиловая капля в ночи… лунная ниточка серебряной цепочки. Позвать его, прямо сейчас. Он ведь не только стабильер, он маг, сильный маг! — куда сильнее, чем многие из тех, кто ходит в длинных плащах с капюшонами и торгует правом заглянуть в магическое зеркало. Учитель умеет видеть сквозь ночь и стены… он найдет ее.
Амулет еще колебался на вытянутой руке, когда Эжан внезапно подхватил его в кулак, подбросив на цепочке. Разговор с магом — о ней, о Лилиан! — возник в памяти отчетливо, до единого слова, до каждого прищура скрытных ореховых глаз. Теперь принц вспомнил даже то, чего не уловил, не заметил тогда, на лестнице, перед провалом в сон. И замер, словно придавленный грузом очевидности: учитель знал.
Знал, что она не придет. Знал почему. Знал — и по доброте душевной посоветовал ученику выспаться; такой своевременный совет действует безотказнее магии.
Знал — и молчал. И сейчас он промолчит… даже если явится на зов.
Эжан разжал пальцы; прохладный кулон с размаху ткнулся в грудь.
Получается, принцессе Лилиан ничего не грозит? Она под его, учителя, защитой? Но почему она тогда… к скрытности мага он давно привык; но как она, Лилиан, могла не сказать, не предупредить?!
Как все сложно…
Он вернулся в глубину беседки и опустился на скамью. На ту самую скамью.
Когда в лунный
Она не смеялась.
— Это зашло слишком далеко, — сказала хрипло, на выдохе. — Но сюда он не посмеет…
Села напротив него; в лунном полумраке поблескивали пряди волос, выбившиеся из прически, в глубоком декольте темного платья тяжело вздымалась и опускалась белая-белая, почти светящаяся грудь.
— Простите, мой принц, — отрывисто бросила Аннелис. — Я не хотела тревожить ваше одиночество.
Она убежала от него, от Витаса, сообразил Эжан. Возможно, он преследует ее… Его рука легла туда, где должна была быть рукоять меча; рукояти не оказалось. Конечно, на нем ведь нету даже сапог… Принц покраснел — и от всей души порадовался, что в темноте это незаметно. Ничего. Если этот мерзавец кавалер Витас только попробует… додумывать шаткую мысль Эжан не стал.
Аннелис уже дышала ровнее. Она подняла руки к прическе, подкалывая растрепавшиеся пряди… лучше бы распустила волосы, как тогда… Принц прикусил губу: какие глупости лезут я голову. Вот что: надо проводить девицу дес Краунт во дворец. Да, но как сделать, чтобы она не заметила его босых ног?.
— Вы любите гулять ночью в парке? — заговорила она. — Я тоже люблю. Тишина, сверчки, шелест листьев, плеск воды в пруду… Но одинокая женщина рискует стать жертвой какого-нибудь…
Жертвой? — удивился Эжан. А ему показалось, что… впрочем, нельзя судить о человеческих взаимоотношениях по мимолетному взгляду из-за дерева. Что бы там ни было когда-то раньше — полчаса назад? — между Аннелис и сыном Литовта, сейчас они — враги. А значит…
Идея пришла неожиданно, как наступает летняя ночь. Идея была низкой, недостойной — но в то же время подкупающе расчетливой и целесообразной. Пустозвон Витас разболтал Аннелис все о заговоре; он, Эжан, слышал едва ли двадцатую часть их разговора. А ведь ему исключительно важно знать как можно больше… Надо незаметно, будто бы между делом, как следует расспросить ее. Она расскажет.
— При дворе немало мерзавцев. — Собственный голос показался ему приторным и фальшивым. — Порой опасности подвергается не только женщина в ночном парке, но и завтрашний король — в собственных покоях. Помните, в «Ордене Ильмийской розы» монахи… вы читали этот роман?
— Читала, — улыбнулась Аннелис.
И сразу стала простой и близкой, как тогда, после танцев, с распущенными волосами и шпильками во рту. Эжана охватил жгучий, нестерпимый стыд: как можно что-то выспрашивать у нее хитростью и обманом…
Что ж. Не напрасно же он изучал высокую дипломатию.
— Помните прекрасную Изелину, которая разоблачила их заговор? Я уверен, что и в Великой Сталле женщина… прекрасная женщина, узнав о чем-то подобном, спасла бы своего короля… будущего… — Он совсем смешался.