За границами легенд
Шрифт:
— Гриша, всё прошло! Всё! — ласково шептала мне девушка, взъерошила мои волосы, — Это был сон, просто сон!
— О, если бы это был сон! — не удержался, схватил Зарёну за руку, — Пойдём, выйдем ненадолго.
Она безмолвно проследовала за мной. В комнате зашевелилась её мать, видно, не спала, но нас не окликнула. Плотно закрыв за собой входную дверь, отпустил её запястье и очень тихо поинтересовался:
— Можно задать тебе нескромный вопрос?
— Да, — спокойно ответила полуэльфийка.
— Ты знаешь, как выглядел твой отец?
Помолчав, девушка мрачно произнесла:
— Разумеется,
Неужели?..
Зарёны точь-в-точь описала Хэла. Я тяжело опустился на крыльцо, охваченный самыми противоречивыми чувствами. Воспоминание о прошлом вгрызлось в сердце, причиняя ему невыносимую боль. А может это всё от того, что от потрясения хрупкая нить между мной и девчонкой, к которой я привязался, оборвалась? С семи лет, когда каким-то чудом сумел переместиться из горящей залы в человеческий лес, который обильно смачивал проливной дождь, сбив пламя с волос и одежды и очнувшись от боли в обожжённом теле, я мечтал только об одном: отомстить и за родителей, и за себя. И сейчас рядом со мной стояла дочь моего заклятого врага… А впрочем, ей родство с ним причинило немало боли…
— Это тот, которому ты хочешь отомстить?
В деревне уже шутили, что я и Зарёна умеем читать мысли друг друга: отчего-то один из нас прекрасно понимал состояние другого. Однако ярость заглушила то тёплое и мягкое чувство, которое вызывала у меня полуэльфийка.
— Он.
— И ты… убьёшь его? — спросила девушка испуганно, потом уже спокойно добавила, — А впрочем, это будет слишком маленькой расплатой… Но ты не волнуйся, Гриша, даже если б ты не рассказал, кто твой враг, я всё равно не простила бы отца. А теперь — и подавно.
— А если окажется, что твой отец — весьма знатный и влиятельный эльф? Многие мечтают о богатстве и знатности…
— Да будь он хоть королём Эльфийского леса! — прошипела Зарёна, глубоко вдохнув и шумно выдохнув, — Он за всё ответит! Так что лучше ему не попадаться у меня на пути!
Отлично. Если отец и дочь встретятся, Хэлу не поздоровится. Впрочем, вряд ли ему понадобится с ней общаться: сейчас, согласно слухам, этот старый развратник не часто вылезает из своей страны. Красивого и изящного ему хватает и там. И говорят, что он стал слишком придирчив. Значит, навряд ли его опять потянет к людям, которых большинство эльфов считает грубыми и не интересными, не заслуживающими особого внимания.
— Ты хочешь уйти, так? — догадалась она о другом моём сильном желании.
Молча вернулся в сени, разжёг на полу маленький огонь, который ярко светил, но ничего не сжигал, и начал быстро собирать свои не хитрые пожитки. Девчонка хотела нащипать мне овощей с огорода, но я не взял: дом, оказавшийся столь тесно связанным с моим заклятым врагом, а так же всё, имеющее к нему отношение, теперь вызывало у меня отвращение. А ещё меня терзал страх, что я успел к ней привязаться. Хозяйка выползла в сени, зябко кутаясь в старую шаль. Значит, следила за нами. Ну да теперь всё равно.
— Уходишь, Григорий?
Я тепло с ней попрощался, подхватил свой свёрток. Полуэльфийка метнулась в комнату и вытащила мне сумку, которую сама же сшила и вышила.
— Ну, назови своё настоящее имя хотя бы на прощание! — тихо взмолилась она, — То, каким ты зовёшься, слишком человеческое. Да и лицо у «менестреля Гришки» уж очень простое. А эльфы все красивы.
— Слушай, если желаешь мне добра, сделай вид, что никогда меня не встречала! Что меня вообще не существует!
— Чтобы твоё появление перед моим отцом стало неожиданным? — сообразила догадливая девчонка, — Хорошо.
— И береги себя! И мать!
— Я обещаю!
Она научилась у меня не только драться, но и использовать проявившиеся у неё эльфийские способности. В том числе — усмирять животных и приручать лес. Зарёна теперь стала намного сильнее, чем прежде. И я могу спокойно её оставить.
Создал заклинание и переместился в безопасное место. Это оказался лес. Причём, щедро поливаемый дождём. Небесная влага меня успокоила. Долго стоял под холодными струями. Медленно ушли неприятные мысли, затем — и чувства. Потом мне стало всё равно. А дождь всё лил и лил… Мне опять вспомнилась синеглазая светополька. Когда я в очередной раз при помощи магии посмотрел на неё, она висла на шее у какого-то мужчины и радостно звала его Ромкой. Да и тот был рад встрече. Так что и она не пропадёт, но мне отчего-то так досадно…
Когда дождь наконец-то закончился, я высушил магическим пламенем одежду и медленно побрёл по грязи, надеясь рано или поздно выйти на дорогу. Шёл, шёл, чихая и часто сморкаясь. А потом недоумённо остановился: вдалеке кто-то заиграл на флейте. Ночью, посреди мокрого леса… А когда вслушался, у меня по спине поползли мурашки: это была та самая мелодия, которую сочинил в детстве.
…Накануне того дня, когда воины пришли за отцом, я один раз исполнил её перед родителями. Мама только улыбнулась, а отец раскритиковал меня в пух и прах за простоту мелодии. Он сказал: «это слишком грубо для эльфа» — и рассказал, что в нашем роду было четыре композитора, чей талант признали в Эльфийском лесу. А для эльфов признание среди своих — самое важное. Вот люди нетребовательные: им нравится все мелодии, которые мы исполняем. Я тогда страшно надулся: это было первое моё музыкальное творение, и я считал его если уж не самым лучшим в мире, то хотя бы просто гениальным.
Мама попробовала нас примирить: намекнула, что из всех мастеров искусств, когда-либо существовавших в нашей стране, было только двое, которым всё удавалось с самого начала, но они жили столь давно, что истории об их таланте, явившемся едва ли не с первого года их рождения, уж очень похожи на преувеличение. То есть, даже признанные мастера начинали с трудностей и ошибок, порой весьма забавных. И рассказала пару историй о наших великих мастерах. Затем спросила, как называется моё творение, сочинил ли я к нему песню. Я гордо выпалил: «Дуб стоит вопреки ветрам!». И напел: