За границами легенд
Шрифт:
А впрочем, меня не только не тянуло зря вырывать растения — я помнил, что от каждого из них бывает какая-то польза, ведь в природе зазря ничего не растёт — но и просто жаль их выдирать было, губить без умысла.
Потому мы с Зарёной занялись разными делами: она-таки сидела, делала прополку, а я сидел и плёл корзину у огорода. Выпросил себе дело около неё.
— А почему ты мне помогать отказался? — обиженно спросила девушка, спустя какое-то время.
— Не стоит зря растениям вредить.
— «Лес не одобрит»? — передразнила она мой голос, — Так тут леса нету. Здесь наш огород.
— Мир
— Но ведь ты корзину плетёшь? Плетёшь. А из чего? А из сломанных ивовых прутьев. В чём разница? Яя сорняки выдёргиваю, гублю, а ты ивовые заросли загубил!
Вздохнул. Сложно объяснять такие вещи человеку или даже полуэльфу, но выросшему среди людей, впитавшему их понятия.
— Корзина нам в хозяйстве нужна. Ну, на крайний случай, продадим — и деньги вырученные пойду на что-то нужное, что сами вы с матерью не производите. А корзину другие люди использовать будут и не один год. Значит, не зазря пропали ивовые ветки. Да и рвал я не слишком много, примерно столько, сколько потребуется на корзину. А вот ты, как и другие селяне, траву полезную с огородов выдираете. Мало того, что много растений пропадают, мучаются, когда их рвут, так ещё и землю открываете. Она и сохнет скорее. А травы эти удерживали бы влагу меж стеблей. И в жаркое время бы земле полегче было от этого. И поливать её надо было бы реже, меньше воду таскать. Вдобавок, часть из этих растений пошла бы на полезные лекарства, а некоторые сразу можно было б съесть.
— Постой… — Зарёна выпрямилась, смахнула пот со лба тыльной стороной руки, как самой чистой её частью, — Ты сказал… растения… «мучаются»?!
— Они ж живые по-своему! И им больно, когда их ломают или с корнями выдирают. Вдвойне им больно, что зазря. Тебе ж неприятно будет, если я тебе руки начну выкручивать или выдирать волосья? Вот ивовым кустам я сказал, что рву их ради дела, для корзины. Сказал, что польза от них будет. Извинился, что жизнь у них забираю.
— Ты… — девушка растерянно моргнула, — Ну ты и… — и, опомнившись, едва слышно добавила: — Ну, ты и эльф! Вы все такие… чудные?
Я ещё хотел кое-что добавить, чтоб прояснить, но тут в нашу беседу вмешались. Два мальчика и маленькая девочка из соседнего дома бодро перелезли через забор. Сияли в предвкушении их мордашки, глазёнки радостно сверкали. Ага, за историями пришли. Проситься будут слушать.
— Грииишка… — мальчик заныл, постарше, — Расскажи нам сказку?..
— Да, расскажи! — присоединилась девочка, — Мы так хотим послушать!
— Мы уж давно не слыхали от тебя историй, — степенно сказал младший из мальчиков, серьёзный мужчина лет пяти.
— Давайте, вечером? — им предложил.
— Давай сейчас? — тут и Зарёна законючила.
И, посмотрев на её умоляющее лицо с робкой улыбкой, не выдержал и согласился.
— А про кого рассказать вам?
Дети расселись около моих ног, полукругом, прямо на земле.
— Про злого-злого колдуна, — старший мальчик предложил.
— Так они ж не злые, — усмехаюсь.
— Колдуны не злые? Но как так? Говорят, что они сглазить могут! Взгляд один — и человек погас, захворал, а растения зачахли. И
— Да не так они и опасны, колдуны эти, — вздыхаю, — Я вот слышал историю про парня-колдуна, который ещё и имел дар целителя.
— Как так? — растерянно выдохнула девушка, — Целители ж излечивают одним только прикосновением! И дар то редкий!
Усмехнулся:
— А вот. Те оба дара редкие — и рушить взглядом, и лечить, но у парня того их было два. Он, правда, о даре целительском не сразу узнал, а колдовской свой дар скрывал, стеснялся…
Тут мать Зарёны подошла. И попросила принести грибов из леса, на обед. И лица детей так отчаянно вытянулись, глаза прям влагой затянулись. Девушка вздохнула, поднялась.
— Гриш, расскажи им что-нибудь. А я схожу за грибами. Ты мне вечером ту же самую историю расскажешь, после ужина. Сойдёт?
— Давай так.
— А там, говорят, на днях наследник и его свита охотились, — заметил серьёзно мальчик пяти лет, — Как бы тебе на злого-злого Борислава не натолкнуться.
— Да они уже верно уехали! — усмехнулась Зарёна, рукой потянулась, видимо, по волосам потрепать его, но передумала, заткнула палец большой за пояс. Боялась видимо, что дети потом доложат, а родители не так поймут, — И вообще… если б ранили старшего принца и, тем более, раненного потеряли, шума бы было! А раз не шумят, значит, всё хорошо: они поразвлекались, дичь собрали убитую — и уехали в город, пировать.
С час или чуть поболее прошло. Солнце уже за середину неба перевалило. Я приближался к середине моей истории.
И вдруг тревога скрутила душу, как-то отчаянно сжалось сердце. Будто что-то дурное случилось. С кем-то очень важным. И… то чувство было яркое такое, мучительное… а ведь подобное ему я почувствовал за два дня, как схватили отца и маму! То жуткое чувство тревоги… за близких… Но в тот самый день ничего не произошло. И на следующий. Тихо было. Разве что тревога, яркая, необъяснимая, не стихала. И только через два дня…
Вскочил. Огляделся — деревня бормотала как обычно, лениво или бодро текли её звуки над домами. Вот только… это чувство… это неприятное чувство…
Где-то вдалеке прозвучал отчаянный женский вскрик. Вспорхнули над кронами деревьев испуганно птицы, поднялись в небо. Тут я ощутил, как сбилась мелодия леса, окружавшего деревню. Кажется, пространство напряглось, притихло. Значит, что-то случилось в лесу. Такое яркое, что заметно по пространству, издалека. Ох… в лесу случилось! А в лес ушла Зарёна…
Корзину бросил, перепрыгнул сквозь деревенского мальца, постарше или младше который уж не разбирал — и в лес кинулся. Чуть отбежав, из вида скрывшись от селян, остановился, прислушался. Так, кажется, где-то там слева, трещали кусты. Как будто кто-то большой шёл через них. Иль кто-то, человек какой-то, отчаянно сквозь них ломился.
Я догнал их уже у оврага.
Девушку с густо исцарапанным лицом, бледным таким, что капли крови ещё отчётливее блестели на коже, в платье изодранном. И медведя, из глубокой потревоженной раны на боку которого сочилась кровь.