За границами легенд
Шрифт:
История Зарёны "Чужие тайны" 6
Пара дней занятий прошла на удивление хорошо. Утром заходил Син, предусмотрительно постучав. Я, помня о былой неловкой ситуации… Впрочем, нет, мне просто не хотелось опять оказаться в его присутствии почти голой. Короче, я просыпалась рано — в деревне к этому привыкла — тащила первую попавшуюся тряпку из шкафа — и досыпала. Син критиковал, много всего говорил о смешении цветов, о том, что идёт какому типу внешности, что-то там нёс про какие-то «тёплые» и «холодные» оттенки. Мол, один и тот же цвет может, как подходить к лицу, так и не подходить, в зависимости от того, «тёплый» ли то оттенок или же «холодный». Я с серьёзным
На третий день, сжалившись надо мной, или же куда-то торопясь, дал мне наконец-то приличный совет. Оказывается, чтобы смотреться лучше, можно было просто выбирать поверхность тряпки и украшения. Чтобы они, желательно, были разных фактур. К блестящему украшению подбирать ткань неблестящую. И, наоборот, к украшениям из не гладких камней или тусклых выбирать мерцающую ткань. Ну, там ещё сказано было, что к чёрному и белому цвету много всего идёт, что украшений хорошо бы немного. На шею кулон или ожерелье, кольцо — и вполне хватит. Мол, кичиться драгоценностями ни к чему. Лучше немного, но изящно. Ещё уточнил, что к моей бледной коже и рыжим волосам хорошо подойдут чёрный, алый, васильково-синий, бирюзовый, изумрудно-зелёный или бирюзово-зелёный. Ещё добавил, что можно выбирать наряды в цвет глаз, в цвет губ и в цвет вен. На этом, спасибо ему, наконец-то заткнулся. Хотя и угрожал «вскоре рассказать про причёски» и, заодно, «про заклинания, которыми можно подрастить волосы, впрочем, этими заклинаниями лучше не увлекаться».
После мы шли завтракать вместе с другими моими учителями. Отец отсутствовал. О мачехе по-прежнему долетали лишь чьи-то случайные упоминания. То ли она вообще не хотела меня видеть — тут могу её понять, ведь эльфы недолюбливали людей, а её муж спутался с человеческой девушкой, да и вообще много с кем до моей мамы и после неё — то ли проводила дни и ночи у кровати моего брата. Проведать брата меня не приглашали. Я, поняв, что не жаждут, не рвалась. Хотя на мои редкие вопросы отвечали, что наследник «весьма плох». Жаль. Я видела брата всего лишь раз в моей жизни и, боюсь, больше никогда не увижу.
После завтрака и до обеда шли танцы. Я научила того, с седыми прядями, а ещё светловолосого танцевать танцы моей родной страны. Имён я их, кстати, никак не могла запомнить. Там было что-то до жути похожее, из трёх букв. Не понимала, как у этих выпендрёжников остроухих так получилось, что имена у всех — у моих знакомых точно — состояли из трёх букв, двух согласных и одной гласной. Почему б им не сплести что-нибудь длинное, заковыристое, что красиво звучит, если говорить нараспев и с придыханием?!
Двое других эльфов играли. Обычно один на флейте, другой на каэрыме — эдакой красивой чуть узористой доске с несколькими струнами, которая, если поставить на бок, доходила до пояса или до середины бедра. И играли на ней сидя, положив на колени или какой-нибудь камень перед собой. Впрочем, когда после того, как они несколько раз усыпили меня своей игрой, а потом предложили мне научить их чернореченским танцам — видимо, чтобы меньше спала или чтоб ободрить — выяснилось, что они и тот, с седыми прядями, знают до жути инструментов. И притащили из своих коллекций уже знакомые мне гусли, дудочку, ложки, бубен, бубенцы, барабаны и балалайку. Один, Тин, даже свистульку мне расписную притащил. Я ею залюбовалась — такие красивые крупные чёрные кудряшки на золотом фоне. И едва в глаз ему не засветила ею, когда он сказал, что такие делают в Светополье — у наших врагов. То есть, у страны, с которой Черноречье уже с полвека воюет.
Тин увернулся. Седеющий эльф, смеясь, сказал, чтоб он притащил лучше чернореченскую игрушку, с яркими цветами на ярком фоне. И точечными завитками. Тин проворчал, что и там, и там цветы одинаковые:
В итоге, после обеда первого дня занятий Тин притащил бумагу, кисти и краски — и я им до вечера рассказывала про народную роспись Черноречья и ближайших к нему стран. Потом, правда, выяснилось, что тот, немолодой уже остроухий, итак всё знает. И, кажется, даже больше, чем я. На второй день, после обеда, рассказывал уже тот, эльф в периоде Короткой молодости, который теперь будет стареть с человеческой скоростью. Вооружившись бумагой, кистью и красками, он рассказывал мне кратко об основных направлениях в живописи народов Белого, Синего и Жёлтого краёв.
Сначала я смеялась над тем, как в Жёлтом краю рисуют людям крохотные небрежные кисти рук, большие головы и глаза-щёлки. Но когда он стал показывать, как в Жёлтом краю рисуют одним лишь чёрным цветом, по белой бумаге, я смотрела за тем, как летали его руки, как завороженная. Было что-то такое… в изяществе чёрных линий, ложащихся на белый фон. В наброске силуэта, кое-где пересыпанного упавшими с кисти чёрными пятнами, которые тоже красиво ложились в общую картину… и в тех мелких непонятных рисунках штришками, которые, как уточнил, на самом деле были их словами. Буквы в Жёлтом краю были совсем другие! Потом смеялся надо мной уже Тин, когда выяснилось, что я не знала, что Белый, Синий и Жёлтый края — не единственные в нашем мире. Но это эльфы и драконы могут путешествовать с помощью магии, а мне-то откуда знать?..
На третий день после обеда мне обещали очень кратко рассказать о географии, но, увы, в тот день на завтрак припёрся мой отец. И на занятия остался. Смотреть на чернореченские танцы простонародья ему не понравилось. То, мол, скучно, да и платочком я, в танце идя, не слишком изящно размахиваю. То ему не понравились танцы, где надо подпрыгивать, топать ногами или ходить вокруг партнёра-мужчины, подбоченившись… И вообще он мне запретил подол платья подвязывать как штаны — для некоторых чернореченских танцев с притопами мне это пришлось сделать — ему не понравилось, что подвязанный подол подпрыгивал до колен или чуть выше — и учителям много всего было видно. Видны были только ноги. Но, оказалось, эльфийки всегда ходят в платьях в пол или до щиколоток. Отец уточнил, что для мужчины, если ему позволят увидеть хотя бы край женской туфельки — это уже роскошь. И что-то там нёс про красоту обнажённой шеи, когда волосы подобраны вверх. Короче говоря, я поняла, что красота у каждого народа своя. И что эльфы к женским грудям относятся полегче, чем их соседи из Белого края. Ну, ладно, у меня груди не пышные, да и я не слишком толстая. Для людей порою даже слишком худая. Но для остроухих, как выяснилось, сойдёт. У них вообще худые и хрупкие женщины ценились. Изящные. До изящной женщины мне, впрочем, было ещё далеко.
Заодно, из ворчания отца, узнала, что в Синем краю есть страны, где прямо на улице стоят голые или слегка прикрытые каменной тканью женские статуи. Я была в ужасе. Женщины! Голые! Каменные! Прямо посреди улицы, да и при свете дня! И дети там ходят и смотрят на эту срамоту! Хотя у меня возникло подозрение, что, хотя отец и говорил, что эльфам «нравится прикрытая красота и струящиеся силуэты женских одежд», ему те статуи в целом понравились. Ну как бы… взгляд у него на миг стал такой, какой-то мечтательный…