За гранью
Шрифт:
— Джанет?
— Что? До меня не дошло, что вы задали вопрос.
— Вы согласны с результатами вскрытия?
— Не знаю. Я не считала, лишь пыталась спасти свою жизнь.
— А вы уверены, что били его не из чувства мести за Денниса?
— С чего вы взяли?
— Судя по числу и силе ударов, положению жертвы…
Джанет побагровела:
— Вы называете эту скотину жертвой? Деннис лежал на полу, и кровь вытекала из него вместе с жизнью. А вы называете Теренса Пэйна жертвой? Да как у вас язык поворачивается!
—
Джанет ничего не ответила.
— Зачем вы задали санитару «скорой» вопрос: «Он подох? Я убила эту скотину»? Что вы хотели этим сказать?
— Не знаю. Я даже не помню, говорила я это или нет.
— Это может быть истолковано так, будто вы намеревались убить Теренса Пэйна, вам понятно?
— Я отлично понимаю, что мои слова могут быть истолкованы как угодно, в том числе и так.
— Так вы намеревались убить его?
— Нет! Я же сказала вам: просто пыталась защитить свою жизнь. Почему вы мне не верите?
— Тогда как вы можете объяснить удары сзади по голове? Когда они могли быть нанесены, если рассматривать последовательность событий?
— Я не знаю.
— Постарайтесь вспомнить.
— Может быть, когда он нагнулся в поисках мачете.
— Ну вот! Но вы не помните, как наносили удары?
— Нет, думаю, что, должно быть, тогда и ударила, если вы так хотите.
— Ну а что вы скажете о двух ударах по темени? Доктор Макензи уверяет, что они были нанесены с большой силой. И это были не поспешные и не случайные удары.
Джанет покачала головой:
— Я не знаю. Не знаю!
Подавшись вперед, Энни взяла Джанет за подбородок и посмотрела прямо в ее затуманенные, испуганные глаза:
— Послушайте меня, Джанет, Теренс Пэйн был выше вас ростом. По силе и углу следа от этих ударов можно сделать одно-единственное предположение: они были нанесены, когда он сидел, а у нападавшего было более чем достаточно времени, чтобы замахнуться и… ну, дальше понятно. Так что, Джанет, расскажите мне правду. Это ваше дело, верить мне или нет, но я пытаюсь вам помочь.
Повернув голову, Джанет освободила подбородок и, отведя взгляд, уставилась в сторону:
— Что вы хотите от меня услышать? Что бы я ни сказала, все оборачивается против меня.
— Неправда. Вы не улучшите своего положения, если будете лгать или утаивать что-то от следствия. Тогда вас обвинят в лжесвидетельстве. Правда — вот ваша лучшая защита. Неужели вы думаете, что среди присяжных найдется хоть один человек — если, конечно, до этого дойдет, — который не проявит к вам симпатию в сложившейся ситуации? Даже если вы признаетесь, что на некоторое время потеряли контроль над собой?
— Так что я, по-вашему, должна сказать?
— Правду! На самом деле он опустился на пол, а вы, не помня себя, ударили его за то, что он сделал с Деннисом. Так все было?
Джанет
— Да! Да! Ну и что? Да это мелочь по сравнению с тем, что он заслужил!
— Так вы наконец-то вспомнили?
Джанет остановилась, плеснула себе джина, залпом выпила и ответила:
— Нет, но, если вы так говорите, я же не могу отрицать, противореча результатам вскрытия.
— Патологоанатомы тоже могут ошибаться, — сказала Энни, хотя относительно числа и силы ударов, положения, в котором находился Пэйн, сомнений в правильности заключения патологоанатома у нее не было.
— Но кому поверят в суде?
— Я повторяю: если дело дойдет до суда, симпатии будут на вашей стороне. Но, возможно, все решится и без суда.
Дженни снова села, теперь уже на подлокотник кресла:
— Как вы себе это представляете?
— Все зависит от решения прокуратуры. Кстати, я встречаюсь с прокурорскими в понедельник. У вас еще есть время изменить в показаниях то, что считаете нужным. Сейчас как раз самое время этим заняться.
— Не нравится мне все это, — ответила Джанет и, обхватив голову руками, заплакала. — Я не помню в точности… Все закончилось еще до того, как я вообще поняла, что происходит… А Деннис… Деннис был мертв, он истекал кровью у меня на коленях. Вот это помню, мне казалось, что мы сидим так целую вечность, я, пытаясь остановить кровотечение, умоляла его держаться. — Она поднесла к глазам ладони и, словно леди Макбет, рассматривала их, будто отыскивая кровь, которую невозможно смыть. — Может, так все и было, как вы говорите. Но единственное, что я помню, это страх, адреналин и…
— И злость? Вы это хотели сказать, Джанет?
Дженни посмотрела на нее с вызовом:
— Ну, а если и так? Я что, не могла почувствовать злость к этому скоту?
— Я здесь не для того, чтобы вас осуждать. Уверена, что и сама почувствовала бы злость точно так же, как вы. Но необходимо все выяснить. Как я уже сказала, прокуратура может решить не выдвигать обвинений. В худшем случае они могут посчитать произошедшее непреднамеренным убийством в целях самозащиты. Джанет, мы же не обсуждаем срок тюремного заключения. Поймите, невозможно замолчать это дело, мы должны завершить расследование. — Энни произносила слова ясно, отчетливо, словно обращалась к испуганному ребенку.
— Да я понимаю, — ответила Джанет, — но чувствую себя жертвенным агнцем, которого умерщвляют, дабы успокоить общественное мнение.
— Вовсе нет, — возразила Энни, вставая. — Общественное мнение наверняка на вашей стороне. Но существует определенный порядок, которому нужно следовать. Если вам вдруг понадобится моя помощь по какому-нибудь вопросу — но помните, крайний срок — понедельник, — вот моя визитка. — На обороте карточки она написала номера своих телефонов, домашнего и мобильного.