За Калинов мост
Шрифт:
Маринка вцепилась в гриву обеими руками, ей казалось, одно движение, и она непременно упадет.
– Боишься? – Игорь улыбнулся.
– Нисколько! – гордо ответила Маринка. На самом деле, ей было очень страшно.
– Рысью попробуем? Совсем чуть-чуть.
– Давай!
Эх, если бы старуха не сидела на крыльце, сейчас бы Игорь мог увезти ее отсюда. На красивой белой кобылице... Игорь побежал, лошадь с шага перешла на рысь, и Маринка чуть не заорала от страха – ее высоко подкидывало вверх, и каждый шаг лошади казался настоящим испытанием. Нет, далеко она не уедет, даже если Игорь будет ее держать. Да она сейчас просто свалится! Надо немедленно просить пощады!
Игорь сам догадался
– Ну что, Огненная Ладонь? Страшно было?
– Ну... Разве что совсем чуть-чуть. Как ты на ней ездишь? Это же просто нереально!
– Да нет, так только в первый раз кажется. Надо держаться коленками.
– Коленками?! Это невозможно.
– Давай, я тебя сниму, – Игорь погрозил лошади пальцем, выпустил повод и помог Маринке сойти на землю.
Она не удержалась и прижалась к его груди, тем более что Жемчужинка закрывала их от старухи. Игорь поймал повод рукой, обнял ее и шепнул:
– Моя Маринка...
– Я так за тебя боялась, медвежонок... Я так по тебе скучаю...
– Подожди немножко. Я заберу тебя отсюда.
– Что за службу она тебе придумала?
– Ничего сложного – семь дней и семь ночей пасти ее лошадок. С сегодняшней ночи.
– Семь дней? – Маринка заглянула ему в лицо, – а сегодняшний день считается?
– Нет.
Ей не надо было считать. До назначенного срока оставалось семь ночей, но всего шесть дней... До заката последнего дня она не доживет.
– Игорь... – шепнула Маринка, – она хочет меня убить... Она собирается меня убить... Забери меня отсюда, пожалуйста! Забери!
– Эй! – раздался громкий окрик, – я думала, вы там целуетесь, а вы лясы точите?
Жемчужинка, услышав голос хозяйки, рванулась, оскалилась, ударила копытами по земле и заплясала, высоко подкидывая задние ноги.
– Отходи в сторону! – Игорь отодвинул Маринку рукой, закрывая от разбушевавшейся кобылы, – Осторожней!
Маринка и сама догадалась отпрыгнуть подальше, чтобы ему не мешать. Лошадь ходила по кругу, стараясь то повернуться к нему задом, то вырвать повод из рук, и Игорь еле-еле ее удерживал. Тем временем старуха слезла с крыльца, подошла поближе, и, схватив Маринку за руку, потащила ее к избушке.
Jus summam saepe summa malitia est [3]
Бесконечное скошенное поле... В бешенной гонке за Знанием померкший тонкий силуэт Ее едва не растворился в суетных, сиюминутных интересах. Обретение средств едва не затмило цели. Но когда Знание снизошло, оказалось в руках – осязаемое, плотное, надежное – тогда с новой силой жажда взяла его за горло.
– Ну, оглянись, – твердил он в отчаянье, – оглянись хотя бы раз...
3
Высшее право часто есть высшее зло
Теперь он боялся, что не узнает Ее, когда настанет момент вести Ее на свет. А согласится ли Она пойти с ним? Захочет ли дать ему руку? Ведь он убил Ее. Он не хотел, он не умел, он думал совсем о другом! Он забыл отцовские наставления – никогда не трогать того, что влечет за собой необратимые последствия. Никогда не лезть туда, где не чувствуешь себя уверенным. Никогда не рисковать тем, что тебе не принадлежит.
Его отец от природы обладал силой, благодаря деду утроил ее знаниями, но растратил жизнь на жалкое врачевание. В юности он не понимал отца, и только с годами, растеряв страсти, догадался, почему отец не ищет силе иного применения. Отец не видел в этом смысла. Какая разница, чем заниматься
Он так хотел доказать ей свою силу, свою мудрость, свою исключительность... Тогда это еще имело для него значение. Он собирался всего лишь переплести ниточки их судеб, соединить их вместе, чтобы Она не исчезала, чтобы Она всегда была рядом, чтобы никто, кроме него, не мог поселиться в Ее сердце. Но ниточка Ее не хотела обвиваться вокруг его нитки. Она то приближалась, то отдалялась, но неизменно распрямлялась и отходила в сторону. И тогда он привязал Ее нитку к своей узелком. Крохотным тугим узелком с петелькой – чтобы в любой момент можно было его распустить. Если бы он знал тогда, к чему это приведет! Даже крохотный узелок, спотыкаясь об ось времени, рвет тонюсенькую нить.
Она умерла внезапно, за одну секунду. Ее существо сопротивлялось этому узелку, Она билась, как птичка, запертая в клетку, хотела улететь и не могла. Эти несколько дней рядом с ней не сделали его счастливым. Он бы развязал узелок, если бы не надеялся на то, что она привыкнет, смирится с желанием быть рядом с ним. Она не полюбила его, Она просто не могла его оставить.
Он думал, Она умерла оттого, что не перенесла неволи. Если бы не оборванная на узелке ниточка, он бы и не догадался, в чем истинная причина. И только через несколько лет, обливаясь холодным потом, он понял, как рисковал – ведь узелок мог оборвать и его нитку тоже. Это чистая случайность, что сам он остался в живых. Он поклялся, что никогда больше не прикоснется к нитям судьбы, никогда не вмешается в то, что влечет за собой необратимые последствия, не рискнет тем, что ему не принадлежит.
Oenothera libertus перевернула все. Пришло время нарушить клятву.
Игорь. 23 – 24 сентября
«У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц – дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся – торчать твоей голове на последнем шесте»
Зеленая поляна с мягкой травой никак не вязалась с осенним пейзажем. Это был уголок лета – лета после дождя, когда тучи должны вот-вот рассеяться, и после этого наступит ясная ночь. Сочная чистая зелень, какой она бывает только в начале июня, выдавалась из легких сумерек, выпячивала свою броскую, беззастенчивую яркость, словно бросала вызов смурной осени.
Одиннадцать белых кобылиц выскочили из осени в лето с радостным ржанием, и Игорь поспешил соскочить с двенадцатой, чуя, как ей хочется присоединиться к сестрам. Сзади трусuл Сивка, едва поспевая за длинноногими красавицами.
Игорь приехал на Ромашке – самой своенравной и темпераментной из всех. Она единственная сумела скинуть его на землю, и не один раз, а трижды. Игорь умел падать с лошади, это была первая наука, которой обучил его угрюмый Орлик и больничный сторож, всегда пребывающий навеселе. Но отбитый левый бок все равно болел, да и усталость с непривычки брала свое. Он никогда в жизни не пас лошадей, и понятия не имел, как это делается. Игорь слышал, что лошадей спутывают на ночь, но, пожалуй, эти лошади не позволят сотворить с собой такого насилия, не для того они вырвались из тесной конюшни, чтобы щипать травку, пусть и очень сочную. Они хотели порезвиться, побегать и поиграть, и большая поляна у широкой реки с пологими берегами вполне для этого подходила.