За каждый метр. «Лейтенантская проза» СВО
Шрифт:
– Не… – Проза мелко трясет головой из стороны в сторону.
– Я тогда с вами останусь. Часовенку надо им срубить. Поищем место?
Они отходят еще глубже в лес.
– Встречался с одним ветераном, – вспоминает Проза, – ругался, что попов в армии развели! Я ему говорю, что на войне, в море и в горах атеистов нет. Отмахивается. Говорит, когда в Бога не верили, на него не полагались. Всё сами делали – и делали хорошо. А православие построено на вере в жизнь после смерти, люди становятся разгильдяями. Зачем стараться?
Отец Пересвет некоторое время молчит, перебирает четки, потом говорит:
– Страх смерти христианин побеждает не презрением к смерти, не равнодушием к жизни.
– Как у самураев?
– Да. Безразличному человеку до суицида бессмысленного недалеко. Инстинкт самосохранения, если человек на смерть настроился, приглушен у него. Не поможет и не подскажет.
– То есть страх полезен?
– Нет.
Отец Пересвет и Проза сходят на обочину лесной дороги, чтобы пропустить КамАЗ. Грузовик везет бревна.
– Страх надо победить. Христианин, воин-христианин, побеждает страх смерти через понимание, что, когда душу кладет за друзей своих, он заповедь Христову исполняет. И отсюда надежда на Царствие Небесное.
Возвращаются комдив с офицерами.
– А что касается батюшек, то в каждом батальоне должен быть священник. Как у казаков. Чтобы и провожал на задачу, и встречал. Чтобы каждый боец мог исповедоваться, причаститься, благословление получить. А у нас… То, что вы в ВДВ видите батюшек, – заслуга отца Михаила. Царствие ему небесное! – Отец Пересвет крестится. – Помните его?
– Да.
– Под Херсоном погиб… Это он добился, чтобы в каждом десантном полку священник был. А в пехоте батюшек нет! Напишите об этом обязательно!
Отец Пересвет идет к своей машине, а к Прозе подходит зам по вооружению Кречет. Вместе они идут дальше в лес, чтобы обойти расположение пятого батальона и вернуться на КП.
Песчаная дорога петляет по лесу, местами она залита темной водой, приходится обходить лужи, углубляться в лес.
– А вы вообще всю технику знаете? – Проза вспоминает, как Кречет на слух определил причину протечки у КамАЗа.
Тот останавливается и смотрит на Прозу с недоверчивой улыбкой.
– Всю… Конечно, всю. И колесную, и гусеничную. В академии учили же. Но это все ерунда.
Они идут дальше, и Кречет продолжает:
– Я как в полк пришел, в парке такая ветошь стояла! Еще с восьмидесятых годов! Никогда не думал, что она когда-нибудь с места тронется. И верите? Я ее всю в строй поставил! Всё поехало! Вся техника воюет здесь и стреляет! Ничего в ППД не оставил! Удивительно!
В голосе зама по вооружению слышится гордость.
– Ну, кроме «Реостатов», – добавляет он.
– Это что такое?
– Машина управления огнем. Стоит их у нас шесть
– Как «Стрела—10»?
– Нет. Про «Стрелу—10» я не соглашусь с вами. Она еще повоюет.
– Она ж ничего не может: ни против коптеров, ни против реактивных снарядов.
У Прозы военно-учетная специальность – ПВО, правда, тридцатилетней давности, поэтому он переживает за некогда родной ему род войск, на этой войне ставший чуть ли не главным. Прозе жалко, что зенитно-ракетный комплекс «Стрела—10» никак себя не проявляет.
– Модернизируют ее. Не надо так говорить, – мягко прекращает разговор зам по вооружению.
– Я нафоткал техники и снаряжения, что волонтеры и разработчики предлагают фронту, – говорит Проза, – что, с моей точки зрения, может пригодиться ВДВ, потом покажу, хочу ваше мнение услышать.
– Позже!
Мимо них колонной по одному проходит взвод. Заросший рыжей щетиной сержант – командир взвода – останавливается у дороги, словно что-то хочет сказать Кречету, но не решается, догоняет строй.
Зам по вооружению указывает на него:
– Познакомьтесь с ним потом. Местная знаменитость. Имам Шамиль. В Омском учебном центре вышел, говорит: «Кому надоело бухать и кто хочет выжить – айда за мной учиться!» Собрал взвод, девятнадцать человек, все – православные, ходят за ним, учатся. Дрозд разрешил сохранить их как подразделение, третий взвод разведроты. Позывной – «Тихий». Гоняет их на полигон каждый день.
– Имам?
– Или бывший имам, не знаю.
– Интересно будет узнать неправославную точку зрения на СВО.
Кречет приводит Прозу на прогалину, где лежит на боку сгоревший бронеавтомобиль «Тигр». С него уже сняли всё, что может пригодиться в хозяйстве.
– Вы спрашивали, как у нас с контрбатарейной борьбой? Сейчас покажу!
Они поднимаются на пригорок, который оказывается не пригорком, а капониром, тщательно перекрытым бревнами и замаскированным сверху недавно срубленными сосенками.
– Вот – наша контрбатарейная борьба! Всё у нас теперь будет свое! По-взрослому! – Кречет показывает на буксируемую пушку. У той четыре колеса, заднее слева снято, с ним возятся два чумазых бойца.
– Еду как-то, смотрю – батарея сгоревших «Гиацинтов» стоит. Пять штук. Ну – как сгоревших? Их осколками посекло, расчеты с них всё, что смогли, сняли и сбежали. Я «Гиацинты» осмотрел, выбрал самый целый. Начали мы его собирать, из пяти один. Нас «немцы» заметили и кассетками приложили, но первый раз – похер. А «Гиацинт» весит почти десять тонн. Мы колеса нашли, надели, нас второй раз кассетами накрыли, колеса посекло. Мы их починили и «Торнадо» дернули.
– «Торнадо» – это?..
– Бронированный грузовик на базе «Урала».