За красными ставнями
Шрифт:
— Бедный простофиля хочет задать еще один вопрос, — обратился Колльер к невидимому компаньону. — Разве я не достаточно помог ему? О'кей, умник, спрашивайте.
— Кто вы по национальности, мистер Колльер?
— Разве я не говорил вам? — Казавшийся удивленным Колльер выпятил грудь. — Я американский гражданин!
— Э-э… натурализовавшийся, конечно?
Колльер шагнул назад, а Альварес спрятал документы.
— На чем вы пытаетесь подловить меня, умник? При чем тут натурализация?
— При том, что вы не похожи ни на одного настоящего американца, которого я когда-либо
— Предположим, я не захочу показывать его вам?
— Тогда мне придется отобрать его у вас, — улыбнулся Альварес, очевидно полагая, что выражение его лица остается вежливым. Он не осознавал, что на нем отразилось глубочайшее презрение.
— Не нравится мне ваша физиономия, приятель, — протянул Колльер, снова склонив голову набок. — Я человек дружелюбный, но не люблю, когда на меня смотрят как на грязь.
— А кто же вы еще? — с искренним удивлением спросил Альварес.
Последовало гробовое молчание.
Затем кровь бросилась в лицо Колльеру. Сжав кулаки, он нанес прямой удар левой, целясь в лицо Альвареса.
Глаза коменданта радостно блеснули. Легко ускользнув от кулака Колльера. Альварес нанес сокрушительный удар правой ему в челюсть, за которым последовал хук левой в другую сторону подбородка. Оба удара казались почти одновременными.
— Ловко проделано! — вырвалось у Полы.
Полицейские топали ногами от восторга.
Разумеется, Альварес не полностью отправил противника в нокдаун. С опытным боксером, каким казался Колльер, это не так легко.
Но коменданту это почти удалось. Когда хук слева достиг цели, глаза Колльера заволокло пленкой. Он сделал четыре неуверенных шага вправо, пытаясь удержаться от падения, потом рухнул на правое колено, опершись правой рукой о бетон и опустив голову.
Никто не двигался с места. Альварес, умудрившийся не повредить руки в перчатках, молча ждал. Полковник Дюрок открыл рот, собираясь заговорить, но передумал и закрыл его.
Колльер простоял на колене, пока рефери успел бы досчитать до восьми.
Потом он рывком поднял тяжелое тело; пленка исчезла из его глаз. Хотя на его подбородке виднелись следы от ударов, очевидно причинявшие сильную боль, его речь не пострадала, а рот по-прежнему кривился в усмешке. Небрежно сунув руки в карманы, он шагнул вперед. Светлые глаза под полуопущенными веками смотрели так, словно это он едва не нокаутировал Альвареса.
— Понятно, — заговорил Колльер. — Вы боксер-показушник, а я нет. Если бы мы дрались по-настоящему, я превратил бы вас в гамбургер.
Полицейский, понимающий по-английски, презрительно засмеялся.
Альварес щелкнул пальцами, глядя на Колльера:
— Могу я взглянуть на ваш паспорт?
Колльер на мгновение заколебался.
— Почему бы и нет? — Он пожал плечами. — В аэропорту уже записали номер. Меня это не волнует, если хотите, запишите снова.
Достав из нагрудного кармана зеленый паспорт, Колльер бросил его Альваресу.
— Что плохого в том, чтобы быть натурализовавшимся? —
— Ничего, если вы приносите пользу приютившей вас стране… Ага, вот! Место рождения: Москва, Россия. Дата рождения… — Альварес сделал паузу, задумчиво постукивая пальцем в перчатке по паспорту. — Вижу, натурализация в самом раннем возрасте, дозволенном американским законом, но даже за такой долгий срок вы не могли бы приобрести ваш жаргон в Соединенных Штатах. Его вместе со своими ужасными манерами вы усвоили в другом месте… Москва, Россия, — с отвращением повторил Альварес.
— Ну и что? — ухмыльнулся Колльер. — Теперь мне нужно доказывать, что я не коммунист?
— Нет. Ваши политические убеждения не касаются ни меня, ни кого-либо еще.
— Вот и хорошо, приятель. Все равно я не мог бы вам помочь. Вы слишком тупы, чтобы получить правильные ответы.
— Вы так думаете? — почти с сочувствием отозвался Альварес. — Бедный простофиля!
Комендант повернулся к полковнику, молча стоящему сзади, и указал на стену над камином.
— Полковник Дюрок, — продолжал он по-английски, — несомненно, вы заметили маленькие следы гвоздей, складывающиеся в определенный рисунок и указывающие, что над камином собирались что-то повесить.
Полковник мрачно кивнул.
Альварес подошел к выпотрошенному дивану между кухонькой и дверью в ванную и подобрал с него молоток, лежавший здесь до прихода полиции. Это был не обычный молоток с расщепом для вытаскивания гвоздей, а скорее рабочий молот. Вернувшись назад, Альварес поднял садовый серп, лежащий рядом с книжными полками.
Держа по одному инструменту в каждой руке, он с такой силой приложил их к стене над камином, что посыпалась штукатурка, и слегка передвинул инструменты, чтобы они точно накладывались на следы гвоздей. Скрещенные серп и молот четко выделялись на грязной стене.
Продержав там инструменты достаточно долго, чтобы все их увидели, Альварес бросил молоток и серп в камин.
— Сэр, — обратился он к полковнику Дюроку, — существует несколько более четких указаний на своеобразные убеждения Колльера. Например, если вы посмотрите на…
— Комендант Альварес! — резко прервал полковник.
— Сэр?
Полковник Дюрок тоже говорил по-английски. Но его голос звучал странно — холодно, сурово и в то же время неуверенно. Он тщательно произносил каждый слог, но, казалось, испытывал затруднения с речью.
— Все это не имеет отношения к нашему делу. — Дюрок кивнул в сторону Колльера: — Этот… джентльмен — натурализовавшийся гражданин дружественной державы…
— Сэр, американцы только посмеются над ним! Дайте им поговорить с этим типом хотя бы минуту, и они распознают в нем фальшивку и явного мошенника.
— Я имею в виду не американцев, комендант.
— Неужели советских прощелыг? — с удивлением спросил Альварес.
— Советский Союз, — свирепо отозвался Дюрок, — дружественная держава, подписавшая с нами международный договор и, таким образом, взаимодействующая с правительством, которому мы служим. Никогда больше, комендант, не используйте по отношению к ней оскорбительных терминов! Понятно?