За красными ставнями
Шрифт:
Г. М. выглядел озадаченным.
— Слушайте, сынок, вы уверены, что встретили того, кого надо?
— Абсолютно уверен, сэр. — Альварес снова поклонился. — Фактически нам незачем входить в здание — разве только…
— Выкладывайте, сынок. Разве только — что?
— Ну, если вы будете так любезны пройти к аэропорту среди ваших поклонников, то окажете им великую милость. Кивок, улыбка, возможно, даже ободряющее слово? Поскольку они вас так хорошо знают…
— Хорошо знают? Что вы имеете в виду?
Впервые комендант Альварес казался недоумевающим. Темные брови сдвинулись над золотисто-карими глазами. Потом его лицо прояснилось.
— Понял! — воскликнул он,
— Но это неправда! — завопил Г. М. — Газеты лгут!
Безукоризненно вежливый Альварес погасил вспышку, проигнорировав ее.
— Мисс Холмс, не будете ли вы любезны подать мне шляпу сэра Генри? Благодарю вас. — Альварес водрузил панаму на голову великого человека под весьма рискованным углом. — Теперь, миссис Бентли, если вы возьмете его за правую руку, а вы, мисс Холмс, за левую… Пожалуйста, будьте готовы начать проход при первом же звуке оркестра. Я последую за вами. Все понятно?
Пола Бентли явно наслаждалась происходящим. Морин вела себя куда более сдержанно. Но обе выполнили распоряжение.
— Отлично! — кивнул Альварес, смахивая воображаемую пылинку с лацкана твидового пиджака. Щелкнув пальцами направо и налево, он скомандовал: — Вперед!
Оркестр загрохотал в полную силу, а публика разразилась восторженными криками. Кровь Мерривейлов больше не могла противостоять искушению. Всю свою жизнь Г. М. мечтал, что кто-то расстелет перед ним красную ковровую дорожку, и теперь мечта стала явью. Выпятив брюхо, он двинулся вперед величавой походкой вместе с хорошенькими девушками, державшими его под руки. Шествие сопровождала мелодия оркестра:
Приходи и строй мне глазкиВ старом пабе «Бык и куст».Угости меня портвейномВ старом пабе «Бык и куст»…— Посмотрите-ка на старикана! — восторженно крикнул по-французски чей-то голос. — Привез с собой в Танжер двух цыпочек! Здорово, правда?
— Y bellas muchachas con tetas grandes! [11] — подхватил испанец, указывая на упомянутые детали.
— Аллах! Аллах! Благослови пьющего вино неверного многими сыновьями!
11
Красивые девушки с великолепными титьками! (исп.)
— Вы сознаете, — обратилась Морин к Поле, — что нас принимают за наложниц?
— Я никогда не была ничьей наложницей, кроме Билла, — воскликнула Пола, — но очень хотела бы на таковую походить!
Г. М. окончательно потерял голову. Сорвав панаму рукой, на которой все еще висела Пола, он стал размахивать ею, выкрикивая шумные приветствия. Его французский был достаточно беглым, если не возражать против жаргона парижских таксистов, но по-испански он знал всего несколько слов, и, хотя овладел в Египте арабским лексиконом, на публике его лучше было бы не применять.
— Khanif! [12] —
— Ya illaha illa Allah! [13] — отозвался восторженный голос.
Если Г. М. хотел стать популярным, он не мог избрать лучший курс. Арабы обладают весьма примитивным чувством юмора, которое пробуждается от одного лишь использования неподобающих слов. Сейчас же, когда на них выливался такой поток непристойной брани, что даже комендант Альварес побледнел, толпу сотрясали взрывы хохота. Сильные мужчины в бурнусах или современной одежде корчились от смеха. Даже женщины, включая молодых и стройных, в красивых серых бурнусах с плоскими капюшонами, а некоторые в кружевных чадрах, отворачивались, беспомощно раскачиваясь в приступе веселья.
12
Букв.: «протестующий» (ар.). Так называли себя мусульмане, не признающие никаких посредников между собой и Аллахом.
13
Букв.: «Я люблю Тебя, Аллах!» (ар.)
Когда бесстрашная троица приближалась к стеклянным дверям, их дорогу стали быстро пересекать призрачные сгорбленные фигуры, щелкая лампами-вспышками. В следующий момент Г. М., повернувшегося спиной к зданию и продолжающего сквернословить по-арабски, две «наложницы» и комендант Альварес протащили задом наперед через центральную дверь. Оркестр заиграл «Мы столкнулись с ними на Старой Кентской дороге».
— О боже! — прошептала Пола Бентли. Откинув назад пышные золотистые волосы, она с любопытством посмотрела на Г. М., прежде чем вернуть ему панаму, и побежала к телефонной будке звонить в британское консульство своему Биллу.
Альварес взял у Морин зеленый паспорт, а у Г. М. голубой, потом направился к кабинке с дымчатым стеклом и просунул голову в окошко. Морин и Г. М. остались ждать под доносящиеся снаружи звуки песни.
«В чем дело? — соседи ему кричат. —Кого ты надеешься встретить, Билл?Или ты улицу всю купил?»Смеяться? Да я умереть был бы рад!На Старой Кентской дорогеМы показали им класс!Ну, Г. М. определенно показал им класс. Как обычно, ему везло с населением, а не с властями — правда, он не подозревал, к чему это приведет. Он всего лишь стоял со шляпой в руке и с невыносимо самодовольным видом, ожидая похвалы. Но ее не последовало.
— Сэр Генри, — заговорила Морин, чье лицо, как и прежде, выражало сомнение, — я боюсь.
Г. М. выглядел озадаченным.
— Боитесь, девочка моя? Чего?
— Скажите, почему вы называете миссис Бентли «куколка», а меня «девочка моя»?
— Если подумать, не знаю. Вы предпочитаете, чтобы я делал наоборот?
— Нет-нет! Если вы должны называть меня чем-то в таком роде, то я предпочитаю… второй вариант. Но дело не в том. Вся эта церемония выглядит… неправильно — это нечто в стиле «Алисы в Зазеркалье». Не может все правительство сойти с ума — даже в Танжере… Подождите! Я знаю, то, что они говорят про вас, — неправда. Но неужели они стали бы устраивать вам официальный прием только потому, что вы напиваетесь и гоняетесь за блондинками?