За Кубанью(Роман)

Плескачевский Лазарь Юдович

Хмель мигом выветрился из головы Ильяса. Обессиленный операцией, загнанный в тупик безвыходными, как ему казалось, обстоятельствами, он в этот миг не был способен рассуждать здраво.

— Да, — пробормотал. он, — может и такое случиться.

— Уже и раскис, — вмешался в разговор Зачерий. — Ты же боец, адыг! Когда адыгу грозит незаслуженная кара, он уходит в горы, становится абреком. Такого народ уважает. А тебе и в горы идти незачем, — поспешно добавил он, поймав удивленный взгляд Ильяса. — Попросим Сулеймана, он отправит тебя в дальний аул. Поживешь,

подлечишься, а там, глядишь, приедет Максим. Вместе мы и уладим дело по-хорошему. А теперь прощай, очень тороплюсь.

У Ильяса отлегло от сердца — оказаться рядом с Максимом — о большем он и мечтать не мог.

Вместе с Зачерием вышел и Сулейман. Возвратился, держа в руках костыли. Ильяс примерил их, прошелся по комнате, заулыбался.

— Спасибо, — сказал от души. — Приезжай ко мне, гостем будешь.

— А не откажешься от этих слов? — вдруг как-то вызывающе, откинув голову и глядя прямо в глаза Ильясу, спросил Сулейман. Глаза его, казавшиеся Ильясу черными, оказались карими.

— Зачем обижаешь? — покраснел Ильяс. — Что я, не адыг?

— Не горячись! А то еще, как Салеха, костылем измочалишь, — все так же вызывающе, без тени шутки оборвал его хозяин. — Адыги теперь разные, иной за одного русского десять своих продаст. Ладно, вояка, пора тебе отдохнуть, пойдем.

Чистенькая комнатка, на кушетке простыня, подушка, одеяло. Усталость смертельная. Ильясу кажется: прикоснется к постели — и провалится в небытие. Но вот Ильяс удобно улегся, закрыл глаза. А сон не идет. Кто- то словно бы спрашивает: куда собрался, Ильяс? А Дарихан с детьми как же? Не пристало буденновцу скрываться в чужих аулах. Суд? Пускай судят! На суде потребует, чтобы спросили о нем аульскую бедноту, Максима, буденновцев. Решение окрыляет, сна как не бывало, тело наполняется молодой силой. «Домой!» Он поднимается, открывает двери, громко зовет Сулеймана. Тот мгновенно появляется.

— Что случилось? — В голосе ирония.

— Не поеду в горы! — сообщает Ильяс. — Не заяц я, чтобы без толку носиться. Решил домой возвращаться.

— Не сомневался, что додумаешься до этого, — невозмутимо произносит Сулейман. — Поступай как находишь нужным, у человека одна жизнь, и он ей сам хозяин.

— Утром пойду на рынок, поищу попутчиков…

— А вот это уже глупость, — возражает Сулейман. — Нога твоя требует покоя. В Адыгехабль отправить тебя проще, чем в горы. Отдыхай, набирайся сил, утром подвернется какая-нибудь оказия.

Ильяс возвратился в спаленку, улегся и тотчас заснул. Разбудил его голос Сулеймана:

— Если не передумал, собирайся, есть попутная подвода.

За окном темно. Ночь это или раннее утро? Сколько он спал? Впрочем, сейчас не до вопросов. Входят какие- то люди, помогают ему выйти, подсаживают на повозку. Сулейман подает костыли.

— С ними до развилки доедешь, а оттуда пешком доберешься.

— Спасибо! Приезжай, большим гостем будешь.

Сулейман молча глядит вслед удаляющейся повозке.

При выезде из города Ильяс решает познакомиться со своими спутниками. Все

трое в бурках, лиц не видно.

— Вы из какого аула?

Ни один на его реплику не откликнулся. «Глухие, что ли?» — обиделся Ильяс и умолк. Устроился поудобнее в задке повозки, устремил взгляд вверх. Скоро рассвет. Если лошади и дальше будут бежать так же резво, они к утру доберутся до развилки.

Поля покрываются серой пленкой, отчетливее проступают межи. Алеет восток. Повозка с булыжной мостовой съезжает на мягкую обочину. Под мерный скрип колес Ильяс засыпает. Просыпается от разговора. У подводы — группа всадников. Среди них он узнает паренька, который едва не прикончил его во время нападения банды Алхаса на аул. Ильяс инстинктивно прикрывает лицо рукой. «Узнает или нет?» — бьется тревожная мысль.

Узнал. Шумаф улыбается Ильясу, как доброму знакомому.

— Куда путь держишь, Ильяс? — спрашивает он. — Вай, что у тебя с ногой? На костылях ходить стал? В больнице был?

Ильяс молчит.

— Ты не соскучился по Алхасу? — продолжает между тем Шумаф. — А он каждый день о тебе вспоминает, от тоски сердце его на части рвется. Надо проведать его. Заодно и отдохнешь. В пути, наверное, растрясло.

Шумаф спешивается, достает из кармана обрывок веревки и связывает Ильясу руки. Обшарив, отбирает наган.

— Извини, — ухмыляется Шумаф. — Ты ведь шалить любишь. Сворачивай! — приказал ездовому. — Вздумает кричать — заткни глотку. Бить — ни-ни, Алхас узнает — порешит.

Шумаф и остальные всадники, свернув с дороги, скачут через степь к чернеющему вдали лесу. Подвода, перекатываясь на ухабах, загромыхала за ними.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ибрагим начинает терять терпение. Но главный пункт в инструкции гласил: договориться о встрече на любых условиях. И он терпеливо втолковывает:

— Пойми ты, человек, речь идет и о твоей выгоде.

Человек, о выгоде которого так заботится Ибрагим, в упор разглядывает собеседника немного выпученными карими глазами. Под носом, похожим на переспелую грушу, топорщатся лохматые усы, прошитые неровными белыми строчками.

— Я сказал все. Не поеду! Разговор окончен.

Красивое лицо Ибрагима покрывается багровыми пятнами. Черт побери этого Алхаса! Будь его воля, он бы давно плюнул в глаза этому вонючему борову. Но Алхас в планах Улагая занимает видное место, и он обязан переиграть атамана.

— Тебя что, блохи заели? — зло осведомляется Ибрагим.

— Какие блохи? — удивляется Алхас.

— А если не заели, то не вскакивай. Говори свои условия.

Алхас давно понял: к нему явился тот самый человек, который разъезжает с Улагаем. Слухи о полковнике, рыскающем по аулам, давно дошли до Алхаса — ему известно все, что творится в «его» зоне. Верный правилу ни при каких обстоятельствах ни с кем не связываться, ни на кого не работать, он категорически отказывается от встречи с «хаджи», как именует Улагая Ибрагим.