За лесом - Березовая Роща
Шрифт:
Хлебнув горячей еды, она обожгла язык и губы.
– Ветер есть под носом, почему не подула!
– с насмешкой произнес Халимон и стукнул ложкой по краю глиняной миски. Это означало, что обед кончился.
Один за другим все поднялись. Василинка вскочила, быстро побросала ложки в опустевшую миску, выбежала в сени, зачерпнула ковшом воды из ведра, чтобы помыть посуду. Она вспомнила мамино наставление: "Не жди, пока тебе приказывать станут, сама ищи себе дело".
– Уж не холодной ли водой ты собираешься посуду мыть?
– остановил ее старый хозяин.
–
– начала Василинка и осеклась.
– У вас дома!
– издевательски протянул старик и закашлялся от смеха.
С ложками в руках Василинка молча стояла посреди хаты. Немного отдышавшись, Халимон добавил:
– В чужой монастырь со своим уставом не лезь. У нас здесь не город; у нас свои порядки. Горячая вода в печи...
Поздно вечером, ложась спать на полу, Василинка с щемящей тоской вспоминала школу, в которой училась, подружек, оставшихся в городе. Как они там, Катя и Тася? Из учителей Василинка больше всех вспоминала Никиту Максимовича.
Здесь только трехлетняя школа. Василинка однажды, когда была еще дома, побежала в школу, хотела сама услышать, что для нее нет места. Не побоялась, зашла в большую комнату, где учитель учил все три группы вместе.
– Чего тебе, девочка?
– с удивлением посмотрел на нее учитель, немолодой, болезненного вида человек.
– Что-то я тебя никогда прежде не видел. Ты чья?
– Я в городе училась, - прошептала Василинка.
– Окончила четыре класса. А можно ли учиться дальше?
Она не знала, пустит ли ее мать в школу: надо же служить. Но в сердце жила надежда. Учитель погладил ее по голове и ласково заглянул в глаза:
– Погоди, девочка. Должны открыться школы, в которых будут учиться старшие дети, такие, как ты. Надейся!
Лежа на твердой постели, Василинка снова и снова повторяла в мыслях эти слова. Она будет учиться, потому что Советская власть думает и заботится о таких, как она. Да и отчим прочитал ей вслух в газете "Беларуская вёска", которую он один на всю округу выписывал, что во многих деревнях открываются новые школы. Только было это где-то там, в мире, далеко от этих мест. Отчим тогда сказал: "Не все сразу, придет время, и у нас будет семилетка".
Сильно тосковала Василинка по книжкам. Но где их взять? Да и служить нужно.
Дни тянулись медленно. Длинные дни, бесконечные вечера, когда не дадут присесть ни на минутку, и короткие, как миг, ночи. Не успеешь смежить ресницы - и уже тормошат тебя: вставай, барыня, вставай, ленивица.
Никак ей не удавалось проснуться вместе с хозяйкой и ее невесткой, которые подымались со вторыми, а порой и с первыми петухами. Никогда не слышала голосистых певцов Василинка. За это ее звали не иначе как соней и ленивицей.
"Чего им не спится, чего не лежится?
– думала Василинка.
– Какая забота подымает этих баб так рано?" А те друг перед дружкой старались, день и ночь пряли кудель. Рокотали и рокотали коловороты.
Усадили и Василинку за прялку. Внесли в хату старый коловорот, наладили, смазали колесо гусиным жиром, привязали пучок очесок и велели: пряди! Но у Василинки ничего не выходило.
– А ты поплюй, поплюй на пальцы, - советовала старуха.
– Да не так надобно тянуть кудель! Вот неумека!
В воскресенье батрачку на короткое время отпустили домой. Но Василинка побежала к бабушке Анете. Может, она научит прясть?
Бабушка ахнула, глянув на руки Василинки. Вытащила из печи чугунок, налила теплой воды в глиняную миску и велела попарить руки, а потом смазала их жиром, завернула в тряпицу.
– Очень хочешь научиться прясть?
– спросила бабушка.
– Не сказать чтобы очень, - призналась Василинка.
– И на что тебе та кудель? Скажи им, что носки вязать умеешь.
Василинка не была уверена, что сможет связать хорошие носки. Бабушка Анета долго объясняла и показывала Василинке, как вывязать пятку и запустить носок.
– Ты не робей, смелей берись! А если что не так - распустишь и снова свяжешь. Учись, работай, может, эта наука тебе и не пригодится, но за плечами не носить.
Бабушкин совет был весьма кстати. Сперва Василинка связала носочки маленькому Тихону - внуку Халимона. Посмотрел старик, пощупал и даже похвалил. С этого и пошло... То свяжи чулки старухе, то невестке, то Тэкле, замужней дочери Халимона, то носки старому и молодому хозяевам. Лишь для батрака Федора ничего вязать не приказывали. Он накручивал на ноги портянки, затягивал потуже лапти и каждый день ездил в лес рубить дрова. Под стрехами хлевов и клети росли штабеля березы. Не на год, не на два - на десяток лет запасали себе дров хозяева.
Чтобы работница не сидела без дела, старуха давно оставила кудель, принялась прясть шерсть. Напрядет шпулю с верхом, потом вторую, ссучит две нитки вместе - и вяжи, вяжи, Василинка, без передышки. А невестка захотела, чтобы из тонких льняных ниток она связала кружевные занавески на все четыре окна в чистой половине хаты. Вяжи, девка, ты же наш хлеб ешь!
Затеплят слабый огонек, усядутся за прялки возле стола на лавках и стараются друг перед дружкой. Мужики спят, лишь Федор обувает лапти, натягивает старый, весь в заплатках, кожушок, идет в сарай за сеном для лошадей. Одна работа тянет за собой другую. Надобно коров, овец накормить, воды из колодца наносить в бочку.
На рассвете хозяйки ставят свои прялки в угол, берутся готовить завтрак, делают запарку скотине. Василинке велят набрать картошки, помыть и сложить в большие чугуны. Хоть и говорила бабушка Анета, чтобы не наливала воду в чугуны на полу, Василинка, забыв в спешке добрый совет, наполнила их, а потом надрывается, подымая на шесток.
И все же работа у печки меньше утомляла, чем бесконечное вязание. У Василинки покраснели глаза: скупые хозяева, жалея керосин, наливали его в маленькую бутылочку и прикрывали ломтиком сырой картофелины. Посредине такой крышки прокручивали дырочку и протягивали тонюсенький фитилек. Веки тоже покраснели и опухли. К доктору сходить? Но кто ее отпустит? Да и больница далеко от деревни.