За любовь, которой больше нет
Шрифт:
– Спасибо тебе за все... За твою доброту, за твое безграничное терпение, за силу, с которой ты преодолевала все трудности. За нежность...
Его голос такой безнадежный, надрывный, хоть он и пытается это скрыть, а она готова была выть от безысходности.
"Марусь, что ты делаешь, родной? Зачем ты это делаешь? Что я с тобой сделала?!"
– Спасибо за детей, Эни, за нашу первую встречу, которую я каждый раз вспоминаю с улыбкой. За то, что была той женщиной, с которой я хотел прожить всю свою жизнь! Прости, что я не стал тем, с кем бы хотела прожить свою ты... Спасибо за любовь... за любовь, которой больше нет...
И все... Тишина... Крик, рвущий нутро, но не срывающийся с губ, отчаянье накрывающее с головой.
"За любовь, которой больше нет?!...
Ужас.. Бесконечный, липкий , жалящий.. Что-то неотвратимое, которое невозможно вернуть, невозможно исправить и заглушить...
"Ты хотела душу? Хотела, чтобы ему было плохо?
Ты рада?
Ты понимаешь, что так не говорят мужчины, которым насрать. А такие мужчины, как Маркус, вообще ничего не говорят."
Так говорят те, кто сломался, кто опустил руки, кто потерял надежду и не хочет больше ничего, и это поистине страшно. Уж она-то знает, как это... Когда стояла на подоконнике, чтобы прыгнуть вниз, чувствовала то же самое. Вот оно - эмоциональное дно, смерть всего того, чем ты жил ранее. Мир рушится вокруг тебя, а ты стоишь, не зная, что делать, как выжить. Кричишь о помощи, но никто не слышит. Что-то можно исправить и вернуть назад, пока ты стоишь на подоконнике, но вот когда ты уже за ним – это конец. Там в гостиной, когда она выливала на него все, что нарвало в душе, он стоял на подоконнике, как и она когда-то, а потом упал вниз, стоило ей уехать. И уже ничего не вернешь! Ничего, никогда!
Ее похоронные слова.
Он устал, он отпустил... И не за что бороться, не за что зацепится, потому что он все для себя решил. Он ушел и не просто ушел, он ... отрезал все пути назад, у него скоро будет ребенок, другая женщина, другой дом, другая жизнь... "Но ведь это не любовь, это просто ...?
– возражает что-то тихо.
"Думаешь, ему нужна любовь?" – ироничный смешок.
"Не нужна. И ты ему не нужна больше, он покоя хочет. Достала, Ань, за*бала жизнь такая! А ты все как маленькая думала - примчишься , прощение попросишь, и все вернется на круги своя? Дура-дурой! Мало прощения, мало слов, нет их таких ...Не робота ты на прочность проверяла, а человека живого, потерявшего не меньше, чем ты... И если он всегда был жесток, то ты чудовищна! Под жертвой скрывалось самое натуральное чудовище, взращивающее в себе ненависть и обиду. Чудовище, которому было мало боли, которое питалось страданиями, которое ликовало, ломая любимого человека. Вот кто ты, Ань! Без прикрас, отговорок и пустых "если бы не он". Ты с ним одного поля ягода, только он честнее, а ты тихушница, бьющая из-за спины, в самое уязвимое место, выжидающая самого подходящего момента. И оправдывай себя хоть тысячами разных способов, и пусть тебе кивают и поддакивают, но хоть в душе признай, что виновата ты во всем не меньше его. Нет в браке виновного и правого, оба подсудимые и потерпевшие. Только у каждого наказание разное... Твое – жить дальше, любоваться его чертами в вашей малышке, видеть его по выходным, встречать с дежурной улыбкой, обсуждать Диану, вежливо интересоваться его делами, изо всех силенок сдерживаясь, чтобы не сорваться и не преступить черту, за которой больше не твоя территория... Свирепая боль и адское одиночество - вот твой удел!"
Жизнь не закончилась, нет... Просто ампутировали что-то, но ты жив, правда уже не так, как раньше. Ты вынужден существовать, искать замену, но она никогда не станет равнозначной, да и заменой никогда не станет! А потому вечная горечь, и не уйдет она, всегда будешь скучать по тому времени, когда ты был цельным, даже если ампутированная часть тебя приносила боль, но ты был цельным...
Проходили дни, они были так похожи между собой, что Аня даже не замечала их смену. Она же, словно оглушенная, ходила, дышала через раз, обжигая легкие, в горле ком, глаза сухие, воспаленные бессонными ночами, словно песка насыпали в них. Напряжение не отпускало, оно было молчаливое - без мыслей, без вопросов и надежд. Словно натянутая струна, Аня ждала звонка от Маркуса. Она не замечала окружающей красоты, смотрела на золотые пески, на величественные
"От чего мы так бессильны порой, когда кажется, что счастье всего в сантиметрах от нас? Где мир такой правильный и безупречный, почему он рассыпается облаком пыли?"
Но это были пустые вопросы, на которые она не искала ответы, она просто кричала ветру то, что было на душе. Возвращалась в спальню, включала телефон, открывала галерею и смотрела, поедала глазами смуглое лицо с луковой ухмылкой, едва тронувшей губы.
Когда-то она также смотрела на него, и сердце горело на углях безнадеги.
– Помоги мне! – шептала она, обводя контур его лица, захлебываясь отчаяньем. –Оставь мне хоть каплю веры в будущее!
Но каждое утро ей приходилось склеивать себя, прятать боль и держать голову высоко перед старухой, держаться ради дочери и делать вид, что она сильная, лететь раненной птицей дальше. Только куда и к чему она не знала. Начинать жизнь с нуля страшно...
В некотором роде она даже была рада, что Маркус не звонил, хоть и не находила себе места от беспокойства за него. Такое подвешенное состояние было сейчас необходимо. Ей не хотелось что-то для себя решать, выбирать и "продолжать жить", не хотелось ничего. Иногда в минуты отчаянья, она срывалась, набирала номер Беллы или Мегги, но потом бросала трубку. Боялась сравнений, боялась узнать, что те уже во всю радуются, что наконец он избавился от неподходящей по их мнению жены. Да и что бы она сказала? "Здравствуй, Мегги. Твой сын ушел от меня к другой семье, что мне делать? Хотя, если он не хочет разводиться, значит, не будет жить с белобрысой шл*хой." Но разве это что-то меняет для нее? Она знает ответ свекрови, и он не будет отличаться от ее собственного: "это ничего не меняет , ничего не сделать , ибо сама виновата!" - вот она правда, и ничего тут не попишешь. Бабушке тоже не было желание звонить, не хотелось вообще обсуждать ситуацию даже с собой, ибо уже не имело смысла.
Мисисс Флетчер к ней не лезла и слишком не мозолила глаза, приглядывала, но не надоедала, от чего Аня даже потеплела к ней, точнее, она перестала раздражать. Диана вовсю резвилась на пляже с няней, Аня наблюдала за дочерью, но участие не принимала, сил не было больше ни на что, кроме как держать себя в руках.
Прошло семь дней, и раздался долгожданный звонок. Аня подлетела к телефону, но тут же остановилась и замерла, боясь ответить. Что она скажет, что скажет он? Боже, она не выдержит, сорвется, начнет просить... Трель словно усилилась, а она лихорадочно бегала взад вперед, задыхаясь от волнения.
"Вдох-выдох, ты сможешь! Соберись, чертова тряпка! Соберись! Ты – пройденный этап, все кончено, ты лишь мать его ребенка и самая большая ошибка в жизни. Вот так, по чуть-чуть солью на раны и зарубцуются...»
Она почти успокоилась, точнее настроила себя на нужный лад, проглатывая горечь, телефон замолчал, но Аня знала, что Маркус перезвонит. Через пару минут вновь трель. Шумно втянув в себя воздух, Аня ответила. Она думала, что почти готова, но стоило только услышать в трубке раздраженный голос мужа, как все к чертям полетело, и она застыла, пораженная тоской по этому мужчине.
– Анна, ты слышишь меня? – наконец ворвалось в сознание.
– Да...- еле дыша, ответила она, понимая, что пропадает, падает.
Он тяжело вздохнул. Аня тут же представила его сидящего в кабинете, наверняка, откинув голову на спинку кресла, смотрит задумчивым взглядом в окно. Хмурый, губы плотно сжаты, пальцы постукивают по столу, нога на ногу, правая покачивается из стороны в сторону, словно маятник. Сейчас он наверно в кроссовках, дома предпочитал только их.
Аня зажмурилась, прогоняя эти мысли прочь, возвращая в реальность .