За миллиард долларов до конца света
Шрифт:
Что его действительно интересовало, так это, во-первых, существуют ли аналогичные учреждения, рангом пониже, занимающиеся хранением рацпредложений, проходных диссертаций и дипломок с курсовыми; и если «да», то как же, должно быть, зашивается тамошний персонал?! И, во-вторых, почему курилочный трёп с коллегами всегда получается таким обтекаемо-абстрактным, как сферический конь в вакууме. Ладно, коллеги, так ведь и сам он, бывало, откроет рот, чтобы поделиться новостями – а выдаст нечто такое, из чего совершенно невозможно понять, коммунальное хозяйство какого города какой страны развалила «руководящая задница, имеющая значительные шансы вопреки всем усилиям оппозиции сохранить своё кресло»,
Впрочем, Степанов не был безопасником ни во сне, ни наяву. Наяву он пять дней в неделю, с девяти утра до шести вечера минус обеденный перерыв, трудился компьютерщиком широкого профиля в одной крупной, по местным меркам, конторе. Хотя «трудился» – это, пожалуй, сильно сказано. Большую часть его рабочего времени занимали вылазки в интернет, чаепития да перекуры. Семён даже сам порой недоумевал, как же так он сумел безо всякого блата получить это место и, не ввязываясь ни в какие интриги, пересидёть на нём вот уже троих начальников – и неизменно приходил к выводу, что он, по всей видимости, интуитивно выбрал единственно правильную стратегию поведения в коллективе. А значит, ему следует, не заморачиваясь, продолжать в том же духе.
Плотно закусив, Степанов чмокнул жену, потрепал за ухом собаку и отправился на дневную работу. Обычным своим маршрутом, по руинам периода недостроек – дорогой, авансом произведённой в звание переулка, мимо голых каркасов так и не ставших жилыми зданий, через так и не сделавшийся двором пустырь, посреди которого торчал круглосуточный ларёк «Оазис» – к остановке общественного транспорта. Личным транспортом Семён до сих пор не обзавелся, потому как, во-первых, полагал автовладение делом слишком уж хлопотным, во-вторых, редко куда-либо торопился, даже если опаздывал, а в-третьих, совершенно не умел копить деньги.
На обочине возле «Оазиса» стоял чёрный джип. Не сказать, чтобы фигура Степанова была очень уж заметной, но всё же водителю надо было быть либо слепым, либо полным идиотом, чтобы тронуться с места именно в тот момент, когда Семён с ним поравнялся. И все же он определённо был кем-то из вышеперечисленных, потому что так и сделал – несмертельно, но чувствительно наподдав Степанову бампером пониже спины.
Вывалившийся с пассажирского места бычара (кто бы ни сидел за рулём, наружу он так и не показался) выглядел подстать пейзажу, невесть как сохранившимся реликтом: малиновый пиджак, спортивные штаны с лампасами, отбойные кулачищи. Даже мобила, болтавшаяся у него на массивной золотой цепи, была какая-то уж очень здоровенная. Первым делом реликт придирчиво осмотрел бампер, и лишь убедившись, что пострадавший здесь таки не он, обратил внимание на Семёна.
– Где болит? – осведомился он с неожиданным участием в голосе.
– А что, блин, типа непонятно?! – огрызнулся Семён, обеими руками ощупывая ушибленное. Бычара, уперев руки в боки, жизнерадостно заржал.
– Не уберег, значит, жопу, пешеход? А внимательней надо ходить, где люди ездят! Не ссы, заживет. На вот тебе на лекарства.
Отслюнявленной суммы запросто могло бы хватить на вип-лечение серьёзного перелома и ещё осталось бы на зубного, но Степанов не привык унижаться за деньги (до сих пор он всегда получал их более простым и удобным способом), а потому предпочел возжаждать справедливости:
– На штраф бабки свои прибереги! Тоже мне тут, меценат нашелся…
– И кто, значит, тут на кого
– Перебьюсь уж как-нибудь. Да где ж он… Ага! – мобильник наконец-то выудился из кармана, и Степанов принялся судорожно вспоминать, как там набираются экстренные вызовы: через восьмерку межгород, значит, через семерку или девятку…
– Ты, главное, номер записать не забудь, – посоветовал бычара, после чего, потеряв к Семёну всякий интерес, небрежно запихал бабло в бумажник и сам влез обратно в машину; слепотупой шофёр дал по газам, и несколько секунд спустя Степанов остался в гордом одиночестве.
– Вот и сходил на принцип… – номер он запомнить успел, но толку-то с того что? Свидетелей-то нет… да и вообще, общаться с милицией… и ехать в травмпункт за справкой… да и вроде ничего серьёзного… да и хрен с ним.
Степанов постоял еще немного, переминаясь осторожненько с ноги на ногу, да и поковылял потихоньку домой: нет худа без добра, о присутствии на рабочем месте сегодня не могло быть и речи. Доверием начальства он не злоупотреблял, поэтому и безо всякого там больничного листа, под честное слово, имел право на денёк-другой постельного режима.
Вообще-то, за последние несколько лет (как раз с тех самых пор, как начались эти его «трудовые» сны) Степанову ни разу не приходилось пострадать ни от несчастного случая, ни от злоумышленника, ни даже от собственной рассеянности. Ему вообще, по жизни, везло: не то, чтобы по-крупному, зато постоянно. Потерянные вещи находились сами собой, стоило только перестать их искать; люди, чьи номера он записывал на бумажках, которые потом стирал вместе с джинсами, звонили сами, причём именно тогда, когда в них возникала нужда. Когда какие-то воры попытались взломать дверь его квартиры, сработала охранная сигнализация у соседа по лестничной клетке. А самое существенное: где-то раз в месяц Семён получал в виде лотерейного выигрыша, или калыма за немыслимо легкую, но вполне законную подработку, или неожиданной премии, или даже наследства от доселе неведомых родственников сумму денег, внушающую определённую уверенность в завтрашнем дне, а пару раз в год – так и просто большую.
Разумеется, жизнь Степанова нельзя было назвать вполне беззаботной. Во-первых, любой, даже самый успешный везунчик имеет свои основания для жалоб на судьбу: у одного, как говорится, суп не густ, а у другого жемчуг мелок. А во-вторых – опять же, сны. Не то, чтобы они его мучили – напротив, он просыпался бодрым и полным сил, но… скажем так, они его беспокоили. Особенно с тех пор, как Семён подметил, что отмеренная незримой рукой порция везения заметно сокращается всякий раз, когда ему случалось, подзагуляв, упасть в кровать под утро – но отнюдь не под всякое утро, а только под то самое, которое одно через два.
Увы, но Степанов родился не в той стране, вырос не в той среде и жил не в том городе, чтобы доверить содержимое своей черепной коробки профессионалу-психоаналитику. Максимум, что он мог себе позволить – периодически покупать книжки из серии «психология для чайников». Семён штудировал их от корки до корки, выполнял практические рекомендации – до того старательно, что заимел несколько бесполезных привычек (например, во время разговора внимательно наблюдать за жестами собеседника). Но в итоге неизменно убеждался в том, что «познать себя» ему не по силам. Этот вывод, как ни странно, действовал на Степанова успокоительно – и он снова на некоторое время становился беззаботным лентяем.