За милых дам! Весёлые байки, анекдоты, рассказы и повести о женщинах и для женщин

Измайлов Лион Моисеевич

– Брось её, – потребовал Лифшиц у Вадика.

– Ни за что, – сказал Вадик.

Лифшиц ещё месяц не мог прийти в себя. Бутылку он, конечно, поставил. И мы её втроём, конечно же, выпили. Он, правда, потом ещё неделю пил, но уже без нас.

Но самое интересное, что Вадик на Люсе женился. Живут с ней вместе по сей день. Признался ей во всём, прощения попросил и женился.

А Лифшиц развёлся со своей Тинкой. Потом женился на другой женщине, на Лиде, с которой счастливо живёт в Германии. А с

Люсей больше никогда не виделся. Нис Люсей, ни с Вадиком.

Девочка

Мы ехали в одном купе, я с женой, она – с мамой. Ей на вид было лет пять.

Я сидел, ел грушу. Она сидела напротив и очень внимательно смотрела, как я ем.

Когда я доел грушу, она сказала:

– А вот если бы я ела, я бы с тобой поделилась.

Я покраснел от стыда.

Через некоторое время я пошёл в туалет.

Когда я вернулся, она спросила:

– Получилось?

– Что получилось?

– Ну, зачем ты ходил?

– Получилось, – буркнул я и снова покраснел. Не зная, что сказать, спросил: – Как тебя зовут?

Она сказала:

– Никак меня не зовут.

– Почему?

– Потому что я сама прихожу. А имя моё – Марина.

– Марина, – продолжал я. – Какое красивое имя.

Она сказала:

– Какие же вы, взрослые, глупые. Сначала «как зовут», а потом – «какое красивое имя». Имя самое обычное. А как тебя зовут?

– Лион.

– Ты что, чучмек?

– А что такое «чучмек»?

– Кто на юге живёт, тот чучмек.

– Значит, французы – тоже чучмеки?

– А они что, на юге живут?

– Для немцев – на юге.

– Значит, они для немцев – чучмеки, а для нас нет.

В это время из соседнего купе вышла девочка лет семи и встала у нашего окна.

Марина тут же подбежала к ней и сказала:

– Уходи, это наше окно.

– Подумаешь, – сказала девочка, – и не подумаю.

Марина вернулась в купе, залезла на колени к маме, обняла её и попросила:

– Скажи, что ты меня любишь.

Мама ответила:

– Не скажу. Ты обидела девочку.

– Ну, скажи, что ты меня любишь. – У Марины полились слёзы из глаз. – Скажи, что ты меня любишь!

– Обещаешь больше так не делать?

– Обещаю.

– Хорошо, – сказала мама, – я тебя люблю.

У Марины тут же высохли слёзы. Она спрыгнула с маминых колен, подбежала к девочке и сказала:

– А тебя мама не любит, – и гордо удалилась назад в купе.

Я сидел, читал газеты и не обращал на неё внимания. Тогда она стала ходить передо мной вдоль купе. На ней было коротенькое платьице, и она, проходя мимо меня, кокетливо оттопыривала попку. Я не выдержал и слегка хлопнул её газетой по этой попке. Она тут же среагировала явно заранее заготовленной фразой:

– И почему ты такой нахальный, ни одной юбки не пропустишь?

Моя

жена обрадовалась:

– Вот видишь, устами младенца глаголет истина.

Марина тут же вступилась за меня:

– Но это же шутка.

– Для тебя, может, и шутка, – сказала моя жена, – а я с ним всю жизнь мучаюсь, с бабником.

Марина сказала:

– Значит, я, по-вашему, баба?

– Нет, ты ещё девочка, но он даже к тебе пристаёт.

– Не знаю, – сказала Марина, – последние два часа он вёл себя прилично, даже к проводнице не приставал.

– Спасибо, Марина, – сказал я, – хоть ты меня защитила.

Моя жена с её мамой, смеясь, вышли из купе. Марина тут же закрыла дверь купе и спросила:

– А ты что, действительно бабник?

– Ну, есть немного, – ответил я.

– Обещай мне, что больше никогда не будешь приставать к другим женщинам.

– Обещаю.

– Ни к кому?

– Ни к кому.

– Кроме меня.

– А к тебе можно приставать?

– Можно, потому что я ещё маленькая.

– А когда ты вырастешь, к тебе уже нельзя будет приставать?

– А когда я вырасту, ты уже ни к кому не будешь приставать.

– Почему? – наивно спросил я.

– Потому что тебя уже не будет, – сказала она.

– Ничего себе перспективка, – обиделся я, – что ж, я даже пятнадцать лет не проживу?

– Ладно, – смилостивилась она, – живи сколько хочешь, только к другим тётькам не приставай.

– Хорошо. А к той девочке, из соседнего купе, можно приставать?

– Только попробуй!

– А что ты сделаешь?

– Я на тебя случайно стакан горячего чая опрокину.

– Ладно, я к ней не буду приставать, если ты мне разрешишь приставать к тебе, когда вырастешь.

– Я тебе уже разрешила. А ты меня не забудешь?

– Ни за что.

– Никогда-никогда?

– Никогда.

– И узнаешь меня через пятнадцать лет?

– Узнаю.

– Тогда запиши мой телефон.

Я записал номер её телефона.

– Только маме не говори, – попросила она.

– Почему?

– Потому что она меня ругает, если я дяденькам свой телефон даю.

– А ты уже давала свой телефон другим дядям?

– Давала. Но я не много давала. Всего трём дядям. Ты четвёртый, нет, пятый. Но ты не думай, ты всё равно лучше их.

– Почему?

– Потому что ты, когда спал, так смешно губами шлёпал! Ты что, губошлёп?

Я вынужден был согласиться. Почему бы и нет, если это выделяло меня из общего ряда её поклонников?

В купе вернулись женщины, и разговор наш прекратился. Всю оставшуюся дорогу мы с ней, как заговорщики, многозначительно переглядывались.

Когда поезд уже совсем подъезжал к Москве, мы с Мариной стояли у окна, и она тихо сказала мне: