За милых дам

Арбенина Ирина

А сама Марина Вячеславовна была немного обиженной… Анино исчезновение на десять с лишним дней задело ее гораздо больше, чем необязательность домработницы…

«Может, обиделась, что я все-таки, несмотря ни на что, не окочурилась?» — вяло подумала совершенно запутавшаяся в своих догадках Аня. Делать вид, что она не замечает демонстративно дурного настроения хозяйки, было неудобно.

— Вы чем-то расстроены? — фальшиво-любезным тоном поинтересовалась Аня в конце урока.

Волкова нахмурилась и вдруг стукнула изящным кулачком по столу:

— Мне надоело, что

меня все бросают. Даже эта паршивая домработница… Если ты еще раз посмеешь так пропасть, я… Я тебя просто убью.

Аня даже поперхнулась… не от счастья, конечно, не от того, что к ней так привязаны, а от неожиданной откровенности своей хозяйки.

— Ну, что вы… Я всегда с вами, — сказала она исполнительно и кротко.

Морально она к своей близкой кончине уже была подготовлена.

После столь многообещающей встречи с Мариной Вячеславовной Анна особенно обрадовалась, увидев, что утром возле университетских дверей ее «как бы случайно» ждет, как обычно, любимый сокурсник Петя Стариков.

— Ты что же, все эти две недели тут меня каждое утро «случайно» дожидался? — не выдержала и полюбопытствовала она.

— Представь, дожидался, — угрюмо проинформировал ее Стариков. — И представь, каждое утро… А ты где была? Заболела?

— Заболела, — кратко кивнула Анна, чтобы не вдаваться в подробности.

— Да, вид у тебя не очень… — констатировал Петр. — Ты это… дай, пожалуйста, свой телефон… А то заболеешь опять, а я даже не знаю, как тебя найти…

— А зачем тебе меня искать? — усмехнулась Анна.

— Да чтоб не ждать, как дураку, две недели подряд каждое утро.

Рома Пантюхин чувствовал, что звезды начинают ему благоприятствовать — устраиваются на небесах в некой счастливой для него комбинации, которую он непременно должен использовать. Ему неожиданно позвонили из очень популярного еженедельника и предложили явиться на встречу с главным редактором. Этот еженедельник — многолетний фаворит газетного рынка, монстр, залавливающий тиражами всех своих конкурентов, был для Ромы настоящей находкой… То, о чем он мог только мечтать. Высокие доходы его сотрудников были притчей во языцех среди журналистской братии.

И вот такое приглашение.

Рома решил, что он будет держаться просто, сдержанно, не развязно, но с достоинством. Долго думал, стоит ли надевать костюм? Все-таки это хоть и очень преуспевающая, уже вполне буржуазная, но все же редакция… А не банк и не министерство. И, возможно, он будет выглядеть натянуто и неуместно торжественно, как бедняк, вырядившийся в единственный приличный «выходной» костюм, который и существует для того, чтобы обивать в нем пороги и устраиваться на работу. Наверное, стоило одеться более буднично, но выбрать самые дорогие и качественные вещи. Это бы означало, что Пантюхин отнюдь не бедствует и готов вести переговоры относительно на равных.

Так он и поступил. Прорепетировал немного перед зеркалом сдержанно вежливую, но приятную улыбку… И отправился к назначенному времени в путь. Он не хотел приходить раньше. Но не хотел и опаздывать,

что для будущего сотрудника было бы непозволительно. Он хотел прийти вовремя. Появиться в кабинете с боем часов. Почему-то он представлял, что в кабинете у главного редактора непременно стоят напольные — «под старину» — часы с боем. Вот так и хотелось ему появиться: ровно в одиннадцать, как и назначено… Войти с боем курантов. Такое первое появление запоминается людям.

Еженедельник находился в центре, в довольно обшарпанной, на вид старинной — московский классицизм — усадьбе с флигелями, которую он делил к тому же — несколько смущающее соседство! — с психоневрологическим диспансером. Даже вход с улицы у соседей был общий, и охранник у дверей спрашивал: «Вы в психодиспансер или в редакцию?» Рома даже подумал, что это не только забавно, но и удобно: журналист, у которого от его многотрудной деятельности поехала крыша, всегда может изменить свои планы и, вместо того чтобы сдавать в набор очередной опус, в срочном порядке заглянуть к соседям.

Но интерьеры в редакции еженедельника Рому не разочаровали.

Редакционные помещения перепутать с приемной районного психодиспансера было бы уже затруднительно. Дорого, элегантно, все свежее, новое, с иголочки… все соответствовало молве о безупречном финансовом положении издания. А когда ровно в одиннадцать Рома открыл дверь кабинета главного (он нашел дверь по латунной табличке), то даже пожалел, что не отдал предпочтение костюму. Часы, правда, не били — таковых не оказалось, — но женщина, которая поднялась ему навстречу из-за стола, была одета потрясающе. Строгий серый костюм… не меньше тысячи долларов… Все просто, но, боже, какие деньги… какая линия… Идеальный крой, способный сделать стройным даже стог сена… Впрочем, главная не была похожа на стог сена. Стройная, не то чтобы молодая, но… без возраста. Приветливая. Приятная улыбка, холодные глаза, в общем, начальница нового поколения.

— Лидия. — Она представилась по-западному, без отчества. Протянула первая руку.

— Роман.

Она начала без обиняков:

— О вас рассказывают чудеса… И даже уже объявили мастером сенсаций…

Она сделала паузу.

Роман не возражал. Он промолчал, что означало согласие.

— Нам нужны такие люди. Мы ищем свежих одаренных людей… Знаете, звезды сейчас быстро приедаются. К тому же журналисты так легко теряют нынче репутации… Вот приклеится определение «продажный» — и нет журналиста. Знаете, это очень отражается на репутации издания. В общем, мы за все новое, чистое, талантливое, свежее… Напористое, инициативное…

Женщина ходила по кабинету, нанизывая слова на свою нехитрую мысль. Казалось, на нее напала та болезненная, присущая пишущим, легко обращающимся со словом людям болтливость, сравнить которую можно только с самозабвенным токованием тетерева на опушке леса. Ничего не слышит, ничего не видит, упоен и доволен собой.

Рома, к сожалению, поддался этому обманному впечатлению и расслабился — стал под токование дамы думать о своем… И был тут же наказан.

Вопрос главной застал его врасплох: