За милых дам

Арбенина Ирина

Женщина неоднократно возвращалась к этому воспоминанию…

Они застряли тогда в Цюрихе большой шумной компанией… Уже смешно: они и — застряли! Не на чем улететь! Нет самолета, вообще никакого нет — для них! Представляете?! Самолета для них нет…

Ясновский, который их провожал тогда (уже несколько месяцев после совершенного на него покушения он отсиживался в Швейцарии), через каждые пять минут звонил Калашникову. А они покатывались со смеху… Ясновский требовал прислать за ними самолет из Москвы,

а Шапочников то ли прятался, то ли ему было так же весело, как им… Они-то уже изрядно к тому времени набрались… В общем, самолета все не было.

Они сидели тогда в ресторане гостиницы, скромные номера в которой (кроватка, ванна, ничего особенного — эти номера не поразили бы роскошью даже командированного из Сыктывкара) стоили не меньше полутора тысяч долларов в день… Здесь брали деньги не за роскошь, а за престиж… Гостиница была по карману только избранным, и ради этого избранные и платили деньги, останавливаясь здесь — чтобы находиться среди избранных, а не сталкиваться в лифте со всяким быдлом…

Посетители ресторана, в который было принято спускаться в вечерних нарядах и бриллиантах, образовали вокруг них зону отчуждения, занимая столики подальше, и с недоумением поглядывали на русскую компанию — на людей в тяжелых горных ботинках, одетых кто во что горазд, кое-кто был и в обожаемых Россией терниках…

(Женщине иногда даже казалось, что излюбленная нынешняя терминология, сильно эксплуатируемая последнее время: «мы великая страна», «Россия была и остается сверхдержавой», потому и полюбилась так сильно людям, облеченным властью, что давала им право — позволяла вот так вольготно, начхав на всех и все, появляться в горных ботинках в любом ресторане любой страны мира.)

В общем-то, им просто лень было переодеваться…

И еще посетители ресторана не понимали, как можно так хохотать и шуметь…

— Ох, я не могу, — закатывалась со смеху Надя Хоккер, — сам великий Ясновский, сам могучий Шапочников, рспрряж… распо-ря-жа-ющийся всей гражданской авиацией России, и — самолета… одного… самолетика хоть какого-нибудь не найдут, чтобы из Швейцарии улететь…

Они заказали кучу еды, в том числе и непременные креветки — черные креветки гриль… (Креветки еще с тех времен, когда самым доступным напитком было пиво из ларька на углу переулка, так и остались для них любимой едой… Только те креветочки были малюсенькие, гнусненькие… до того мелкие… не чета этим.)

Трое обслуживающих их официантов уже давно были в трансе — все условные знаки ресторанного этикета: нож и вилка справа на краю тарелки — можно уносить, и все такое прочее — уже давно были нарушены… Бокалы и тарелки перепутаны… А сами клиенты не могли внятно объяснить, чего они хотят или что им не угодно…

А клиенты между тем практически ничего, кроме «Реми Мартан» (и непременно бутылку-две — плевать, что у вас не принято подавать бутылками!), и не хотели. Самолет уж тем более они давно расхотели. Провались этот Шапочников… Нам и тут хорошо.

— Вот… мать вашу… все за

столом полиглоты сидят… — втолковывал компании Амир. — Все английский знают в совершенстве… Так, да? И вот хоть бы раз… мать вашу… вам принесли то, что вы действительно хотели заказать… A-а?! Вот ты, Маринка, спик инглиш? Спик! А почему тебе тогда вместо клубники черт-те чего приносят? A-а?! То-то и оно…

— Точно! — поддакнул ему тогда Додик Бабкин, «прекрасная наложница» Надьки Хоккер, — мне тоже тут как-то… вместо бифштекса колбасу мелко порезанную принесли… Может, они думают, что русские только колбасу и едят?

— Заткни фонтан и не перебивай старших! — довольно мирно оборвал его Амир.

Тарханов, чей сценический имидж — «Урод, безумец, но страш-ш-шно талантлив» — вполне соответствовал его реальному будничному облику, красивого, смазливого Додика, промышлявшего откровенным альфонством, как правило, не воспринимал.

— Слушайте дальше… — продолжал Амир. — Мне мужик один, англичанин… Ну, Брюс, знаете, да? Продюсер моего английского диска… недавно сказал: у вас в Москве все говорят по-английски, но я понимаю почему-то только своего переводчика! Ха-ха! Поняли, да?

— Умора! — смеялась Леночка, новая подружка-игрушка Ясновского. — Амирчик, закажи наконец «Реми Мартан»… Может… может, тогда вам подадут самолет? Представляете, просишь самолет, приносят коньяк… А вот попросим еще коньяку… тогда, может, вы и улетите!

— В любом случае будем не в проигрыше! — заметил Ясновский.

Компания покатилась со смеху. Даже Советник рассмеялся… хотя он, как всегда, был самым трезвым. Впрочем, тогда, вспомнила Женщина, он еще не получил этот пост, а только ожидал его и, возможно, истерзанный этим долгим ожиданием, был постоянно напряженным, серьезным и нервным… даже в самой близкой компании не позволял себе до конца расслабиться…

Но это был удивительный день… В их затянувшемся застолье наступило то замечательное время, когда взрывы хохота следуют один за другим: смеются уже по любому, самому глупому пустяку… что называется — только пальчик покажи… Беззаботно, как в школьной раздевалке… Теряется ощущение времени и места… Все заботы и страхи отступают куда-то далеко-далеко. Отступают и подозрения: каждый человек в компании кажется близким на все времена, веселым и милым другом. И от этого становится так здорово, легко и просто…

— Ой, ребята, не к добру так смеемся… Как бы плакать не пришлось. Примета такая есть…

Никто из них так и не вспомнил потом, кто же все-таки произнес тогда эти слова.

Убийство Додика Бабкина получило неожиданно громкий резонанс. Ни одна из жертв Сухого не удостаивалась такого шума… Да что там шума — даже краткого сообщения в телесводках те трупы не удостаивались. О них и теперь не вспоминали. Милиция, замотанная беспрецедентным наплывом преступлений, не спешила связывать «художества» Сухого в серию — это потребовало бы от нее особого внимания. Вызвало бы шум, панику…