За морями, за долами, за высокими горами
Шрифт:
– My God![Боже! (англ.).] - вдруг прохрипело из угла у двери. Родион резко обернулся. В углу, в грубом деревянном кресле сидел лохматый седой старик. Руки, сухие, тонкие, лежали на подлокотниках-подпорках, тело было высохшим и дряблым - от него веяло давно забытой болью и мертвой плотью. Жили только дрожащая складками индюшиная шея и большие, почти светящиеся, глаза. Старик завороженно смотрел на Родиона и глотал слюну.
Паралич, понял Родион. Давний, старый. Запущенный. И мне, моему личному комплексу регенерации.
– I'm blessed, -
Родион вздрогнул и отрицательно покачал головой.
– Я не понимаю, - сказал он и смутился.
– А планету, планету-то назвал "The End"! Тоже мне, англоман!
Старик плакал. Большими слезами, они стекали по морщинистым щекам на дрожащий рот.
– My God ...My God ...Can I hope what... [Боже... Боже... Мог ли я надеяться, что . (англ.).] Он внезапно затих, только всхлипывал и, моргая, смотрел на Родиона.
– Прошу прощен. Вы не кумуете по-аглицки...
– спохватился он.
– Та чо та я? Топа сюда, ближте, и оущайтесь.
Родион непроизвольно шагнул вперед. Старолинг...
– Дед, а, дед, а ты, наверное, старый, очень старый, древний, можно сказать, старик.
– Ах, да не на чо...
– лепетал старик. Он пошарил глазами по хижине. Вон-вон у том куту еща ящик. Вы его поднажте и опушайтесь,
Родион выволок ящик из угла, перенес его поближе к старику и сел. Совершенно ошарашенный.
– Вы уж прощея мя, - сказал старик, - но я не можече...
– Он смотрел на Родиона как на заморскую зверушку, большими, светящимися белками, глазами и вдруг, чуть ли не скуля, вопросил: - Како там на Земле? Вы давно оттоле?
Родион помялся, не зная, что сказать.
– На Земле все нормально. По крайней мере, так было сегодня утром.
– Сегод?..
– оборвал его старик и поперхнулся. Глаза его разгорелись. И потухли.
– God tnrbid...
– забормотал он.
– Again... Let me go for qoodness'sake! [Избави Боже... Опять... Оставьте меня ради всего святого! (англ.).]
Он страдальчески закачал головой, захныкал.
– Когда та уже прекращается, когда вы перестанет трзать мя? Чем дале, тем скверна... Шарнуть бы в тя чо-нибудь...
– тоскливо-тоскливо протянул он и вдруг заорал: - Сковыряйся прочь, мержоча тварь! Уже и днем явитесь!
Родион посмотрел в яростные глаза старика, напрягся, подстроился.
– Спокойно. Успокойся. Я - самый нормальный человек, с Земли. Не галлюцинация, не фантом. Человек, - мягко внушил он.
Старик сник, обмяк. Прикрыл галаз.
– Кой час год?
– тихо спросил он. Родион сказал.
– Хм...
– старик пожевал губами.
– Двести годов... Двести... Ейща сумняша, млада члектода ще в папухах не было.
– В папухах...
– ошалело подумал Родион и тут вроде бы понял. К чему здесь эта хижина, этот старик, дряхлый, древний,
– Ничего, - сказал он старику.
– Ничего. Через неделю я закончу здесь дела (не говорить же, что у него авария и раньше, чем через неделю корабль не починят) и заберу вас на Землю. Все будет хорошо.
– Он легонько похлопал его по сухонькому мертвому кулачку.
– Ничего...
Старик открыл глаза и как-то странно посмотрел на него. Губы тронула язвительная улыбка.
– Искушаешь.
– Он невесело рассмеялся.
– Годов десять тому, кода...
– У старика перехватило горло.
– Кода ща была... Бет была... Он замолчал, моргнул глазами, кашлянул.
– Можече, и обрясца... А им, старик кивнул на женщину, - Земля не занужна...
Хлопнула дверь. Пригнувшись, в хижину вошел сумасшедший и, немного потоптавшись у порога, присел на ящик в другом углу.
– Что с ним?
– полушепотом, пригнувшись к старику, спросил Родион и указал глазами на вошедшего.
– Это после катастрофы?
– Катастрофы?
– старик уставился на него, не понимая. Затем захихикал. Вы мляете, мы терплячи кораблекруша?
– спросил он. Его явно веселила эта мысль.
– Конче, не без того... Та мы поселянцы, вы разумеете? Мы утяпали с Элизабет с ваштой клятой Земли тому, чо были накорма ею по заглотку! Вот та как. А ца мои...
– он поперхнулся и глухо поправился: - Нашты с Бет дети...
Родион смотрел на него во все глаза.
– И не блямайте на мя так! Не запужна нам вашта Земля, не занужна!
Стало тихо. Женщина перестала клацать клавишами и молча ждала. Наконец окошко синтезатора открылось и извергло на поднос ком белой творожистой массы.
– Постороньте, - вдруг сказал старик, обильно источая слюну. На Родиона он не смотрел. Шея у него вытянулась, и голова судорожно задергалась из стороны в сторону - он старался рассмотреть, что делается за спиной Родиона.
– Отталите отседа. Час мя будут накорма...
Женщина встала с колен, взяла поднос и направилась в угол. Медленно, коряво, на полусогнутых ногах, ставя их коленками в середину, под огромный обвисший живот. Родион вздрогнул как от наваждения. Женщина несла свое непомерно большое, колыхающееся в такт шагам, бремя, но оно, по всему ее виду, не было ей в тягость, ее организм был чуть воспален, как и у всякой беременной женщины.
Родион не успел увернуться, она натолкнулась прямо на него, остановилась, подумала и, хотя Родион сразу же отскочил в сторону, прихватив с собой ящик, на котором сидел, обошла это место и приблизилась к старику. Держа поднос на одной руке, она небрежно, буквально ширяя ложкой в рот старика, стала его кормить.