За нами - Россия!

Манасыпов Дмитрий Юрьевич

Унты – это вообще обувь отдельная, можно сказать, первостатейная. Оно, конечно, можно носить и замечательные, толстой бычьей кожи заокеанские ботинки на шнуровке, с меховыми чулками, сразу вставленными в них, да с шерстяными носками домашней вязки в придачу. Или, заранее плотно обмотав ногу чрезвычайно плотной портянкой зимнего периода носки, нацепить щегольские хромовые сапоги, как любил это делать постоянный напарник и конкурент старший лейтенант Абраменко. А то и вообще, не думая ни о чем, кроме комфорта по минимуму, и нацепить валенки, да-да, именно их.

Но, скажите, вот на хрена козе баян, когда в каптерке старшины разведывательной роты всегда есть то, что сейчас на ногах капитана Куминова?

Особенно зимой и особенно пусть и не в занесенных снегом и продуваемых насквозь ветром степях Бурятии либо Хакасии, или среди торосов Арктики, а всего лишь посреди уральского леса. Даже и не тайги, но все равно – леса зимнего, где того самого снега было уже по колено как минимум. Нет уж, дудки, выпендриваться и форсить там, где этого не нужно, капитан не любил. Не мальчик уже, не до того. Тем более что никоим образом унты не нарушали установленную форму одежды, да и никакой проверки вроде бы не предвиделось. Что-что, а проверки из штаба армии капитан, как и все прочие в полку, не любил. Ну, а раз проверки не ожидалось, то можно в штаб идти так, как привычно и удобно.

Снег хрустел, тучи над головой, виднеющиеся в разрывах между плотно стоящими деревьями, были серыми и низкими. Это хорошо, ясное небо в последнее время несло в себе много неприятностей. Тем более сейчас, когда их полк, так же как и остальные, начинал перегруппировываться. Слухи о наступлении явно были не пустопорожними, и это Куминова радовало. Полгода они стояли за линией фронта, лишь изредка выдвигаясь на поддержку пехотинцам. Оно понятно, что полк не простой, но стоять вот так… тяжело. Капитан радовался хотя бы тому, что сам и его люди ходили на «ту» сторону постоянно, хоть и не очень часто. В их деле застаиваться нельзя, равно как и жиром заплывать.

С веток ближайшего дерева, высокой разлапистой сосны, неожиданно слетела целая куча снега, запорошив двух бойцов, присевших передохнуть рядом с длинным бревном станкового крупнокалиберного гранатомета, который они несли в сторону складов. Оба вскочили, ругаясь и выбросив намокшие и погасшие папиросы, крутили головами по сторонам, не понимая – как такое могло случиться, если ветра и в помине нет? Куминов чуть улыбнулся, понимая их недоумение и растерянность и то, что они уже закончились. Причина же этого неожиданного снегозашиворотопада важно, тяжело и неторопливо шествовала по просеке, метрах в десяти справа.

«БШМ-55-2» [3] , три штуки, следовали в сторону механических мастерских. Машины лишь недавно прибыли к ним. Сразу было заметно, что перебросили их с Арктического фронта. Раскраска, хоть и белая, совершенно отличалась от уже привычной для «своих» ходячих танков. И толстые тумбы ног, равномерно печатающие шаг, и кабина-морда, закрытая бронещитом, были белыми с голубыми вкраплениями. Верх обеих башен с толстыми и короткими стволами орудий были полностью белыми. Все три «медведя» раньше воевали там, где солнце всегда отражалось от ровной поверхности снега и льда. Сейчас им нужно было нанести темные пятна защитного камуфляжа, чтобы не так выделялись на фоне предгорий Уральского хребта и лесов. Когда армия выйдет в заволжские степи, во что Куминов верил свято, тогда окраску вновь придется менять. А для «медведей» лесостепные просторы подходили как нельзя лучше. Среди густой чащи уральской тайги эти хорошо вооруженные и защищенные громады все же были неповоротливы и более уязвимы.

3

Б(оевая) Ш(агающая) М(ашина) – 55 года – 2-й модели. Впервые шагающие танки были применены РККА в сражениях за Пермь в 1956 году. Потребность в появлении подобной техники была продиктована особенностями

ландшафта мест ведения боев за Волгой (Пермь, Башкирия, Челябинск, т. е. лесостепи с переходом в предгорья). После удачного боевого «дебюта» были введены повсеместно. (Прим. автора.)

Заволжье… мечта, пока недостижимая. Туда, туда рвалась душа, и скорей бы. Хотя бы попробовать, хотя бы сделать свой шаг к победе. Уже на памяти самого Куминова прошло десять лет, как войска Уральского фронта постоянно пытались продвинуться вперед хотя бы на сто, да что там, хотя бы на пятьдесят километров. И каждый раз умывались кровью, отходили назад. Немудрено, если вспомнить, какой ценой далось создание этого, казавшегося невозможным рубежа обороны. Сам капитан, понятное дело, этого момента не видел, мал был тогда. Но вот командир полка, в ту пору бывший лейтенантом, как-то раз рассказал. Тогда Куминову хватило немногого из услышанного, чтобы оценить весь масштаб подвига, совершенного в середине сороковых.

Сталинград, превращенный в руины, но не сдавшийся врагу. Куйбышев, оставленный армией с ожесточенными боями, практически стертый с лица земли, но выполнивший свою роль. Горький, ставший могилой для уже третьей группы армий вермахта. Огненная стена, прокатившаяся вдоль самой красивой и самой великой из всех российских рек, остановила крестоносный шторм, дала возможность вздохнуть и собрать силы здесь, за Уралом. Если бы тогда союзники могли бы вмешаться, если бы могли… но половина островной Англии была уничтожена в один миг «оружием возмездия», а действия САСШ оказались скованными по рукам и ногам навалившейся из Латинской Америки ордой.

Куминов, которому довелось видеть съемку из Великобритании, чуть дернул щекой, погрузившись в воспоминания. Что остановило тогда берлинских убийц, почему и по его родине не ударили ракетами? Осознание того, что все превращается в бесплодную и выжженную пустыню? Возможно, что и так. Вместо этого фашистская свора, споткнувшись о Волжский и Уральский фронты, встала в позиционную войну, перед этим все-таки уничтожив большую часть Центральной России. И война затянулась на пятнадцать лет, давшиеся всем сторонам с величайшим трудом. А то, что происходило сейчас, было неизбежно. Противники восстановили собственные ресурсы, и теперь снова пойдет битва не на жизнь, а на смерть. Там, за океаном, медленно продолжали вырезать друг друга потомки самураев, ковбоев и индейцев, в свое время не остановившиеся. Здесь же, на его родине, Куминову и его братьям предстояло в ближайшее время вновь сойтись в бою с извечным противником.

Разведчик тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, настырно лезущие в голову. Думать о возвышенном и героическом не стоит, не сейчас, во всяком случае. Уж что-что, а понимание того, что война, какая бы она ни была, есть очень сложная, страшная и тяжелая работа, Куминов для себя уяснил давно. И в его-то случае, куда уж тяжелее? А раз командир неожиданно вызвал к себе во время заслуженного отдыха, то стоит ожидать чего-то внеочередного. Так что капитан решил не забивать голову чем-то сейчас вовсе не так уж и необходимым. И просто похрустел себе дальше, в сторону штабного блиндажа.

К слову сказать, когда часть передислоцировали в этот лес, Куминов, несмотря на имеющийся опыт, поразился увиденному. Редко доводилось видеть столь грандиозный размах рытья в местах расположения обычной войсковой части. И это было сделано не только для того чтобы разместить командование, ничего подобного. Большая часть подразделений моментально оценила сложный вырытый городок и быстро ушла в глубину его землянок и блиндажей, траншей, ходов сообщений и тоннелей, скрытых под бревнами, маскировочными сетями и бетонными плитами, привезенными вообще не пойми откуда.