Шрифт:
Еще в детстве, когда я читал книги о войне, мне всегда они казались в чем то ущербными. Долго не удалось понять в чем же дело. Но однажды во время просмотра фильма о войне, не помню его названия, я услышал, как его герой в лице Шукшина, сказал фразу " Говно не тонет". В те времена было удивительно, как такие слова пропустила цензура. Зал отреагировал ожидаемо. А мальчишки, мои сверстники, которых было не удивить ругательствами, после фильма все вспоминали эти слова.
И тогда меня осенило, чего не хватает в книгах. Жизни
– Ивашов!- раздался голос старшины,- мать твою, ты, где ползаешь, боезапас кто за тебя получать будет?
Игорь Ивашов, плотный коренастый парень вылез из пулеметного гнезда, где он присев на корточки досмаливал самокрутку. И сейчас проходя, пригнувшись по залитому водой окопу, он лихорадочно делал затяжку за затяжкой, одновременно пытаясь держаться подальше от края, чтобы ему не завалился кусок грязного дерна за шиворот. Не аккуратно пристроенная саперная лопатка хлопала его по бедру, но помощник пулеметчика не замечал таких проблем.
Он молча подошел к старшине, и тот, глядя на равнодушное лицо красноармейца, махнул рукой и указал на четыре коробки патронных лент.
Когда также молча, он взял под мышки все четыре и ушел, старшина повернулся к командиру отделения.
– Видал, пополнение, вот как с таким разговаривать. Никак понять не могу, почему он вторым номером поставлен.
– А чо тут понимать Никифорыч, ты заметил, как он пулемет разбирает, у нас тут ни одного умельца такого нет. А вчера станину от максима, на себе весь переход тащил. А попробуй, унеси четыре коробки лент сразу.
– Точно,- сплюнул старшина,- силушки ему бог дал немало. Ладно, Ванюшка отсыпь табачка, а то я что-то скурился сегодня.
– Ох, Никифорыч доведет тебя жадность до беды, - вздохнул сержант, но вытащил из кармана галифе матерчатый кисет, с вышивкой и скупо отсыпал порцию махорки в небольшой квадратик газетной бумаги. Старшина осторожно скрутил его в трубочку и приклеил край, проведя по нему языком. Неожиданно со стороны немцев завыл воздух, и оба красноармейца одновременно присели, провожая головой пролетевшую смерть. За их спинами ухнул взрыв, а через минуту все поглотила какофония разрывов снарядов. Пришедший в себя старшина, шарил пальцами в окопной грязи, пытаясь найти выпавшую из рук самокрутку. Не найдя ее, поднял перепачканное лицо и крикнул:
– Немец артподготовку начал, через час наступление пойдет.
Его собеседник, оглушенный близким разрывом, непонимающе смотрел на него и показывал на уши.
– А, ни хер, - про себя сказал старшина и, схватив винтовку, выбрался из окопа и ловко пополз ко второй линии обороны.
– Вот пи..юк,- неприязненно прохрипел оглохший сержант, - полез богатства свои охранять. Ну, да ладно, если живыми сегодня останемся, то хоть пожрем от души.
Он вскочил и побежал по окопу. Его отделение
Сейчас все попрятались по двум блиндажам и молились про себя, чтобы не было прямого попадания. Разрывы ложились все ближе, в блиндаже, в который пробежал сержант, даже потемнело, когда в воздухе повисли пыльные облака, от удачного попадания в соседнее укрытие, одно из бревен наката, даже влетело в проход , к счастью, никого не задев Неожиданно наступила тишина.
– Неужели все?- удивленно подумал сержант, и поглядел на часы, артподготовка длилась всего двадцать минут.
– Интересно,- они там за кого нас держат, возмутился фронтовик, второй год, не выпускающий винтовку из рук.
Он вылез из полузаваленного входа в блиндаж. Увы соседнего блиндажа не было, также, как и тех кто там находился, три прямых попадания не оставили его боевым товарищам шансов на жизнь. За ним из блиндажа вышли трое красноармейцев и побежали на свои места. Сержант, задыхаясь и кашляя от пыли, пополз по окопу, который был разделен воронкой быстро заполнявшейся мутной водой. С трудом он пробрался по крутой осыпи и. зло выругался, когда левой рукой попал на еще горячий, острый осколок. И тут он услышал звуки работы шанцевым инструментом, то бишь лопатой. Он прошел по сохранившемуся переходу к пулеметному расчету. Старший пулеметчик Ваня Дегтярев лежал на земле, запрокинув голову со светлыми отросшими волосами, на его шее был небольшой осколочный разрез и рядом лужа крови.
А Ивашов, как ни в чем не бывало, работал над разбитым бруствером, стараясь укрепить его, как можно лучше. Его блестящая лопатка врезалась в каменистую почву, как в масло.
– Придурок!- завопил сержант,- что не маскируешься,- сейчас снайпер тебя снимет и пи...дец котенку.
– Товарищ сержант, так нету, там никаких снайперов.
– Откуда ты это знаешь, мудак, они, что тебе докладывали.
– Нет, товарищ командир, не докладывали, но я просто знаю, - упрямо наклонив голову, ответил Ивашов, продолжая свою работу.
Сергей Трофимов служил в армии уже пять лет. За плечами была Финская война, где он успешно провоевав почти все три месяца, получил ранение и после окончания конфликта еще месяц провалялся в госпитале в Ленинграде. Ему оставалось совсем немного до дембеля, когда началась война с фашистами. Прошло полтора года, ефрейтор Трофимов стал сержантом, добавил второй треугольник на эмалевой эмблеме, и приобрел немалый боевой опыт. Но, потерял всех сослуживцев, с которыми начинал воевать. В роте он оставался единственным старожилом, но зато отношение к нему было очень уважительное, даже капитан, командир батальона, не считал зазорным посоветоваться при подготовке позиции. Комиссар полка, несколько раз заводил разговор о приеме в партию, и Сергей был не против этого, но все, как-то не складывалось. Тем не менее, все шло к тому, что вскоре он станет младшим лейтенантом. Несколько лет службы дали большой опыт, и практически с первого взгляда он мог понять, как будет воевать молодой солдат, и сколько примерно суждено ему прожить.