За нашу и вашу свободу. Повесть о Ярославе Домбровском
Шрифт:
— Долой убийц!
— Да здравствует Национальное собрание!
— Долой Национальную гвардию!
— Да здравствует армия!
— Да здравствует Тьер!
— Долой Интернационал!
— Долой самозванцев!
Вся эта толпа хлынула в широкое устье Вандомской площади.
— Узнаёте этих господ, Петр Лаврович? — спросил Домбровский.
— Я ведь здесь в Париже еще новичок. А вы, Ярослав, можно сказать, старожил. Вижу, что это публика из аристократических кварталов. Элита!
— Да, элита. И притом такая, которая из класса производящего
Лавров одобрительно глянул на Домбровского:
— Ого! Вижу, дружба с бланкистами пошла вам на пользу. А кто же все-таки тут, так сказать, персонально?
— Я вижу среди них и бонапартистов, и так называемую «партию порядка», и орлеанистов. Вот этот маленький, в распахнутом пальто, — Анри де Пен. А этот высокий, с седыми подкрученными усами, — бонапартист из самых ярых — «мамелюки» их называют — сенатор Жорж де Геккерен…
Лавров вскрикнул, пораженный:
— Геккерен? Позвольте, это ж, значит, проклятый Дантес, убийца Пушкина!
Впервые Домбровский видел своего старого учителя в такой ярости.
— Верите ли, Ярослав, — сказал Лавров, глядя вслед высокой фигуре Дантеса, — у меня бы рука не дрогнула пустить в него пулю. Этакая мразь дожила до нашего времени, а убитого им гения нет с нами вот уже почти сорок лет. Конечно, совершенно естественно, что сволочь Дантес в лагере убийц. А Пушкин, я не сомневаюсь, был бы с нами.
Домбровский тем временем внимательно вглядывался в проходящую толпу демонстрантов. Потом он сказал:
— Тео, сними-ка ружье с ремня. Нечего ему сейчас болтаться за спиной. Это не мешок.
— А! — беспечно воскликнул Теофиль. — Мне руки нужны для другого.
Он вынул из кармана трубку и начал неспешно набивать ее табаком.
— Я ошибаюсь, Ярослав, — спросил Лавров обеспокоенно, — или вы действительно что-то заметили в толпе?
— Да, заметил. У многих в руках пистолеты. Да и трости их, по-видимому, не безобидны. Ручаюсь, что в них спрятаны стилеты.
От толпы отделились двое молодых людей, одетых как на бал. Они подошли к Теофилю. Один из них сказал:
— Давай ружье, скотина!
Они принялись снимать с Теофиля ружье. Ярослав вынул из обоих карманов по пистолету и скомандовал:
— Руки вверх!
Оба негодяя подняли руки. Домбровский:
— Кру-гом!
Они повернулись, как на строевом учении.
— Бегом марш!
Они быстро, не оглядываясь, побежали и замещались в хвосте толпы.
Ярослав сурово посмотрел на брата и ничего не сказал. Тот, красный от смущения, стаскивал с себя ружье.
— Теперь это, кажется, уже лишнее, — улыбаясь, сказал Лавров.
С Вандомской площади донеслась беспорядочная револьверная стрельба.
— Нет, не лишнее, — сказал Домбровский. — На площади Генеральный штаб Национальной гвардии. Они на него напали.
И он бросился по направлению к площади. Лавров и Теофиль за ним.
Толпа осаждала здание штаба. У стен его лежали раненые и убитые национальные гвардейцы.
— Что они там, в штабе, голову потеряли?! —
Но в этот момент в здании штаба раскрылись центральные ворота. Оттуда вышел взвод гвардейцев. Они вскинули ружья. Командовавший ими человек в генеральской форме взмахнул саблей. Раздался залп. Толпа покатилась с площади. В две минуты ее точно вымело.
— Наконец-то нашелся хоть один разумный человек, — сказал с удовлетворением Домбровский, вглядываясь в фигуру генерала. — Это, кажется, Бержере. Я, однако, не знал, что они уже раздают генеральские чины. Рановато…
Они пошли по площади. Она была усеяна брошенными кинжалами, револьверами, дубинками, кастетами.
— Хорошо, что я это увидел собственными глазами, — сказал Лавров. — Я сегодня еду в Лондон и смогу рассказать об этом Марксу как очевидец.
— Когда вы вернетесь? — спросил Домбровский.
— Думаю, недели через две. Путь нелегок.
— Вы вернетесь в войну, — сказал Домбровский уверенно.
Глава 34
Черепахи тянутся к морю
Домбровский хорошо знал всех их, этих рабочих и служащих, ставших генералами Коммуны, и литейщика Дюваля, и студента Эда, и учителя Ля Сесилиа. Пожалуй, самым профессиональным из них был наборщик Бержере. Пусть он легкомыслен и самонадеян. Все ж таки в регулярной армии он отбывал службу унтер-офицером. А Домбровский считал, что армия — это профессия, притом не из самых легких. Поэтому он неодобрительно покачал головой, когда узнал, что двадцать девятого марта Совет Коммуны заменил постоянную армию всеобщим вооружением народа.
Второго апреля Париж вздрогнул: загрохотали версальские пушки. Тьер пошел в наступление на город Коммуны. В тот же час Домбровский, как и обещал, предложил Совету Коммуны свои услуги. В рекомендациях у него не было недостатка. Член Интернационала Авриаль советовал поручить ему командование армией. Клюзере, человек с непроницаемым лицом, ведавший всеми военными делами, не согласился с этим и назначил Домбровского начальником одного из легионов. Домбровский молча взял под козырек и пошел в свою часть.
Он знал, что на следующий день назначено наступление на версальцев — первая военная операция Коммуны. В штабе плохо хранили военные тайны. Домбровского не привлекли к разработке операции. Однако план ее не представлял для него секрета. Дюваль рассказал ему. На клочке бумаги, сидя в квартирке Домбровского, Дюваль набросал схему завтрашнего дела:
— Понимаешь, Домбровский? Это просто, но сильно. Я командую левым флангом. Эд — центром, Бержере — правым флангом, его поддерживает Флуранс. Эд идет через Исси, Медон и Вирофле. Бержере демонстрирует в направлении на Рюэль и дальше и таким образом отвлекает неприятеля на себя. А у меня самое интересное направление: через Банье и Велизи на Версаль. Мечтаю об одном: застигнуть на месте всю версальскую сволочь!