За пределом
Шрифт:
И за мои ошибки расплачиваться будут другие.
Я был в магазине с Натали, закупались продуктами, когда ей позвонили.
Я видел её лицо. Видел, как она менялась, как становилась бледнее и бледнее, пока я не испугался, что у неё приступ. Но приступа не было, ничего такого. Она с абсолютно каменным лицом, какое делала, чтоб сдержаться, положила трубку и произнесла:
— Звонили из больницы. Наталиэль в реанимации, — и, похоже, видя, что я не в состоянии что-либо сказать, продолжила. — Её сбила машина. Она ударилась головой, и у неё произошёл приступ.
Не знаю, кто больше
Можно обвинить меня в глупости, но в тот момент я ещё не сталкивался с подобным. И потому я не смог вычленить нужные крупинки информации на фоне остального белого шума. Не понял, что из бесконечного потока слов и разговоров надо выделить и запомнить, на что надо обратить внимание. Ведь я столько разговаривал, столько говорил и сам слушал… как понять, что именно это слово, именно это предложение то, что нужно из всего остального?
Да, сейчас я вижу это, сейчас я действительно вижу, на чём надо было акцентировать внимание. Я гений тактики прошлого. Вспоминая всё это, мне тошно от собственной недогадливости. Но в тот момент я просто этого не видел, ведь я не был героем, гением, великим полководцем или, на худой конец, просто Мартином Сью.
Обычный парень из школы, который ступил на кривую дорожку — не больше, не меньше.
Мы буквально вылетели из магазина, бросив все свои покупки. Вызвали такси, чтоб как можно быстрее добраться до больницы. Мы всегда пользовались автобусами, так как они дешевле, но в этот раз не было времени на подобное. Вызвали ближайшую к нам машину, после чего поехали в больницу. Весёлый таксист пытался завести с нами разговор, но ни у меня, ни у Натали желания для подобного не было.
— Заткнись, — едва ли не прорычал я.
Он слегка удивлённо и испуганно глянул на меня.
— Да ладно, я всего лишь…
— Веди, твою мать, машину и не лезь к нам! — мне стоило усилий, чтоб не сорваться на него.
В другой ситуации он бы или высадил нас, или попытался со мной поругаться «по-мужски». Но в этот раз он лишь заткнулся, отвернувшись и не проронив больше ни слова, за исключением того, сколько с нас за проезд.
Мы едва ли не бегом дошли до уже до боли знакомого лифта и втиснулись туда, не сильно заботясь о том, насколько людям неудобно. Кто-то возмущался, кто-то что-то говорил про воспитанность, но мне было плевать на них. Хотя нервы вытянулись в тонкую струну от этого галдежа, и хотелось начать орать на всех подряд.
Но надо держать себя в руках. К тому же, я почувствовал, как мою ладонь сжала тонкая и хрупкая рука сестры. Я посмотрел на неё, и она лишь улыбнулась. Но это была улыбка через боль и страх, жуткая, грустная, безнадёжная. Именно так улыбалась мать, когда я спросил, что случилось в шесть лет. Она сказала: «Ничего». А в тот день умер мой старший брат. А мои сёстры очень похожи на мать.
Мы выскочили на нужном этаже и тут же бросились в отделение интенсивной терапии. Время, пока мы отмечались, пока нас проводили к палате, казалось таким долгим, словно я там пробыл не один час. Хотелось закричать: «А нельзя ли побыстрее?!».
И ведь столько усилий, столько
Угрозы, проклятия, ненависть — это лишь слова, пустой звук. Всегда имеет значение только материальная реальность.
И реальность была передо мной — моя Наталиэль лежала, подключённая к множеству мониторов, капельниц и всего, что мы только могли купить и не обанкротиться. Всё, что могло поддержать ей немного жизнь, пока мы не решим вопрос, что делать дальше.
Бледная, в этой медицинской маске ИВЛ у рта и носа, она словно готовилась к своему последнему путешествию. Несколько капельниц, соединённых в один катетер, в её руке, это белая простынь, укрывающая её, пиканье приборов — всё словно кричит о том, что это конец.
Она была в сознании. Казалось, что это даётся ей с трудом, ещё немного, и глаза сами закроются, но Наталиэль держалась. Ещё и силы слабо улыбаться нам через маску находила. Ободряюще, даже ласково, словно она хотела сказать, что всё в порядке. Жаль, что это неправда.
Мы пробыли там минут двадцать, пока нас не попросили уйти, сказав, что время вышло, а скоро начнётся обход пациентов. Я до последнего держал её за руку, потому что боялся, что в следующий раз такой возможности у меня уже не будет.
— Я всё исправлю, — пробормотал я, вставая. — На этот раз действительно в последний. Тебе надо лишь немного потерпеть.
Но когда я попытался убрать руку, почувствовал слабое сопротивление — её пальцы едва заметно сжались на моей руке, прежде чем без сил отпустить её. Её губы начали шевелиться, но даже без маски я всё равно бы не услышал, что она говорит. Хотя и понял, словно на это самое мгновение Наталиэль протранслировала слова мне прямиком в голову.
«Не надо».
Они удивительные девушки. Я никогда не пойму их, и не пойму, какую силу по-настоящему обе скрывают в себе.
— Всё будет хорошо, — пробормотал я в ответ и выдавил улыбку. — Я ещё вернусь к тебе, обещаю.
Когда мы покинули коридор отделения интенсивной терапии, я громко выпустил воздух из лёгких, словно задержал дыхание на всё это время. Забавно, но я действительно не помню, чтоб вообще дышал. Натали же не издала ни звука. Она как будто смотрела в одну точку. И так было до тех пор, пока мы не вышли из больницы.
— Ты вновь займёшься этим? — тихо спросила она, не глядя на меня.
— Да.
Она не отговаривала. Может сама хотела спасти Наталиэль настолько, что была готова разрешить мне это. Или же не видела смысла отговаривать. Знала, что я поступлю по-своему, однако такой разговор просто испортит настроение и мне, и ей.
— Ты действительно хочешь вернуться?
— В последний раз. Окажу небольшую услугу, и всё будет хорошо.
— Ты так думаешь?
— Я же сделал, как обещал, верно? — посмотрел я ей в лицо. — Меня попросили оказать услугу, за которую хорошо заплатят, поэтому… я сделаю это.