За Россию - до конца
Шрифт:
Непреходящую боль и гневное возмущение профессионального военного, каким был Деникин, вызывал всё нараставший развал кадровой армии. Всем сердцем он чувствовал, что Февральская революция, которую с гордостью именовали великой и бескровной, родила бурю и вызвала из бездны злых духов.
Восемнадцатого марта Деникину вручили телеграмму, в которой ему предлагалось незамедлительно прибыть в Петроград для переговоров с военным министром Временного правительства. Он никак не мог понять, с какой целью его вызывают и зачем боевой генерал так срочно понадобился в столице, когда у него столько неотложных дел на фронте. И лишь когда поезд по дороге в Москву сделал остановку в Киеве, всё стало ясно. По
— Последние новости! Назначение генерала Деникина начальником штаба Верховного главнокомандующего!
С военным министром Гучковым Деникин не был знаком и никогда прежде не встречался. Знал лишь, что Александр Иванович Гучков был крупным капиталистом и принадлежал к партии октябристов, как обычно именовали в прессе «Союз 17 октября» (название было «обязано» царскому Манифесту от 17 октября 1905 года). Деникин изредка просматривал печатные органы этой партии — газеты «Слово» и «Голос Москвы» — и обычно презрительно отбрасывал их в сторону. Знал он и то, что в 1910 году Гучков был председателем III Государственной думы, ходил в лидерах своей партии вместе с Михаилом Владимировичем Родзянко, крупным помещиком. Деникина обычно раздражали метания октябристов между кадетами и монархистами: не искушённый в закулисной политической возне, генерал не выносил интриг и подковёрной борьбы.
И вот теперь этот самый Гучков революционной волной был вынесен на самый верх военного руководства, хотя вряд ли что-то смыслил в проблемах обороны страны а тем более в боевых действиях на фронте, целях, задачах и сущности военного строительства. Ещё и за это Деникин ненавидел всякие революционные потрясения: люди, рвущиеся к власти, не думают о том, что на любом посту главное — компетентность, а не умение околдовывать людские души, неустанно витийствуя с трибун митингов и совещаний.
Гучков принял Деникина со всем радушием, на которое был способен: он прекрасно понимал, что Временное правительство и лично он, Гучков, смогут удержаться у власти только с помощью штыков.
— Дорогой Антон Иванович! — Широкая наигранная улыбка озарила крупное тяжёлое лицо Гучкова. — Хотя прежде мы с вами и не были знакомы... К великому сожалению! — поспешно добавил он. — Хотя прежде и не были знакомы, у меня такое ощущение, что я знаю вас с давних пор. Позвольте мне, как человеку, почитающему ваш военный талант и ваше всем известное мужество истинного фронтовика, употребить выражение простолюдинов: знаю вас как облупленного!
Деникину всегда претила лесть, он слушал Гучкова, постепенно проникаясь к нему неприязнью.
Выдержав длительную паузу, Гучков попытался проверить, какое впечатление произвели его слова на Деникина, и, по хмурому непроницаемому лицу генерала поняв, что лесть не сработала, сразу же перешёл к делу:
— Милейший Антон Иванович, зная вас как человека Кола, не буду играть с вами в прятки. У нас во Временном правительстве при выборе кандидатуры на пост Верховного главнокомандующего дело дошло едва ли не до драчки: одни предлагали генерала Алексеева, другие — генерала Брусилова. Не утаю, против Алексеева отчаянно выступал Родзянко и его единомышленники. И всё же большинство, в их числе и ваш покорный слуга, твёрдо стояли за Алексеева. Но вы же знаете, что Михаил Васильевич при всём его незаурядном полководческом таланте, к великому сожалению, обладает весьма мягким характером. Не характер, доложу я вам, а воск, натуральный воск! И я предложил, если позволите так выразиться, «подпереть» Алексеева таким человеком, как вы, Антон Иванович. А именно: человеком железного характера, способного своей неукротимой волей положительно влиять на Верховного главнокомандующего, особенно при его
Деникин отреагировал незамедлительно:
— Благодарю вас за высокую честь, но вынужден сразу же отказаться.
— Но почему же?
— Причин тому несколько, — спокойно ответил Деникин. — Прежде всего, вся моя военная служба прошла в строю, а если и приходилось волею обстоятельств быть штабником, то в штабах определённо строевых. Кроме того, как вам должно быть известно, всю войну я командовал дивизией и корпусом — в этом моё призвание, это отвечает моему опыту и моим способностям. А в Ставке Верховного главнокомандующего более пристало находиться человеку, который причастен к высокой политике, к вопросам государственной обороны. Что же касается меня, то мне никогда не доводилось работать на поприще такого масштаба.
Несмотря на слова Деникина, Гучков продолжал настаивать на своём с поистине бычьим упрямством, мотивируя свою настойчивость интересами России прежде всего.
— Я могу дать согласие, — наконец сдался Деникин, — но при этом хочу выговорить себе право до окончательного решения встретиться с генералом Алексеевым.
— Да ради бога! — обрадованно воскликнул Гучков, довольный тем, что ему удалось сломить сопротивление Деникина. — Предоставляю вам это право с превеликим удовольствием! Но не затягивайте с решением, батенька мой, умоляю вас, не затягивайте! Дорога каждая минута!
При всей своей показной откровенности Гучков не сказал главного. А главное состояло в том, что Временному правительству, для того чтобы вызвать по отношению к себе благосклонность Совета рабочих и солдатских депутатов, нужна была именно такая кандидатура, как Деникин: новая власть отдавала приоритет в назначениях на высокие посты выходцам из низов, а Деникин как раз подходил по этим «параметрам»: по своему происхождению он был из простых крестьян. Временное правительство надеялось, что он будет проводить линию на демократизацию армии, что его назначение не вызовет конфликта с Советом рабочих и солдатских депутатов, перед которым правительство вынуждено было заигрывать, учитывая растущее влияние Советов в массах.
Однако Временное правительство просчиталось: да, Деникин осуждал старый режим, резко критиковал в печати военную бюрократию, в целом принял Февральскую революцию. Но превращать армию в некое хаотическое скопление военных людей, в «вольницу», где каждой вам себе командир, где нет строгой дисциплины, где царят анархия и своеволие, он конечно же не собирался, ибо считал это гибельным для армии и для России.
Как и предполагал Деникин, разговор с Алексеевым оказался непростым. Деникин, в сущности, слово в слово передал ему содержание своей беседы с военным министром. Однако Алексеев подспудно был обижен и уязвлён тем, что вопрос о назначении Деникина не был с ним согласован и его пытаются поставить перед свершившимся фактом. Кроме того, он как огня боялся всяких подсиживаний...
— Ну что ж, как вам угодно... — коротко и сухо бросил он, не глядя на Деникина, в конце разговора.
Тому всё стало ясно.
— Итак, я немедленно сообщу Гучкову о своём окончательном отказе от предложенной мне должности, — твёрдо произнёс Деникин. — Я не буду ссылаться на вас, — успокоил он Алексеева. — Это моё сугубо личное решение. — И встал, чтобы откланяться.
— Что вы, что вы, голубчик, — вдруг встрепенулся Алексеев: слова Деникина не на шутку испугали его. — Я буду рад иметь такого начальника штаба, как вы. Месяца два поработаете, а там как пожелаете. Если дело придётся вам не по душе (он хотел сказать: «или если не сработаетесь со мной»), то сможете уйти в войска и занять должность не менее чем командующего армией.