За Россию - до конца
Шрифт:
На следующий день после принятия решения Политбюро Владимир Ильич Ленин читал записку, направленную на его имя Сталиным. В этой записке Сталин выражал крайнее удивление тем, что ещё месяца два назад главком Сергей Сергеевич Каменев не возражал против нанесения удара по белым с запада на восток через Донецкий бассейн и считал это направление основным. И всё же такой удар не был нанесён: главком ссылался на то, что необходимая для этого перегруппировка войск заняла бы слишком много времени и была бы на руку Деникину. Теперь же, как полагал Сталин, сложилась совершенно иная обстановка: 8-я армия передвинулась и смотрит прямо на Донецкий бассейн, таким же образом нацелился на него и кавалерийский корпус Будённого. Кроме того, прибавилась новая сила —
Ленин ещё не дочитал до конца записку, далёкую от традиционной военной терминологии (чего стоили такие перлы, как «удар с запада на восток» или же «армия передвинулась и смотрит прямо на Донецкий бассейн»!), как секретарь доложил ему, что пришёл Сталин и просит его принять.
— Просите! — обрадованно воскликнул Ленин, отдавая предпочтение живому общению с автором записки, в ходе которого можно будет лучше узнать замысел Сталина и поговорить с ним.
Сталин вошёл в кабинет неторопливо, будто всё то, что происходило на фронте, говорило не об опасности, нависшей не только над Москвой, но и над всей кремлёвской властью, а о полном благополучии на полях сражений. Ответив на крепкое, но нервное рукопожатие Ленина, он невозмутимо опустился в предложенное ему кресло.
— Иосиф Виссарионович, да вы настоящий провидец, какое у вас превосходное чутьё! Как вы догадались, что именно в этот момент я изучаю вашу записку? — И, не ожидая ответа, продолжил, приводя себя в возбуждение: — Да, да, мы на волоске от гибели, обратите внимание на эту карту! Там же сплошные синие стрелы, направленные прямо в сердце республики! Белые почти у ворот Москвы! Надо признать, даже переступив через самих себя, что этот Деникин, несомненно, обладает качествами полководца. А посмотреть на его фотографию, так и не подумаешь — тихоня, тугодум! — Он помолчал, глядя, какова будет реакция Сталина, но тот сидел молча, будто и не слышал восклицаний Ленина. — И представьте, эти дундуки, замшелые военспецы, забросали меня кипой всяческих планов, которые невозможно не то что применить на деле, но даже переварить в голове! И при малейшем их рассмотрении становится понятно, что они вопиюще противоречат друг другу!
Сталин долго не отвечал, как бы думая о своём. Наконец неторопливо произнёс:
— Было бы удивительно, Владимир Ильич, если бы ведомство великого полководца товарища Троцкого работало по-другому. На первых порах я наивно предполагал, что в этих авгиевых конюшнях, где сам чёрт ногу сломит, товарищ Троцкий взлелеял рассадник путаников и бездельников. Но ныне я пришёл к совершенно твёрдому убеждению, что в этом ведомстве окопались не путаники и бездельники, а настоящие вредители.
Ленин, мелкими шажками меривший тесный кабинет, при этих словах Сталина враз остановился.
— Вредители?! — изумлённо переспросил он, вскидывая ладони к лацканам пиджака. — Неужели вы полагаете, что товарищ Троцкий страдает политической близорукостью? Кажется, это на него не похоже.
— Политическая близорукость — слишком мягкое определение, — продолжал Сталин. — Хотя и политическая близорукость, как учит нас опыт революционной борьбы, не такое уж безобидное качество. Как это кажется иным «стратегам» в нашей партии.
Ленин слегка поморщился: на кого это намекает этот немногословный скрытный грузин, в чьём лексиконе самыми любимыми были хлёсткие политические ярлыки?
— А давайте-ка лучше займёмся вашей запиской, время ли сейчас до политических дискуссий? К тому же, как бы мы сейчас ни критиковали товарища Троцкого, отступление наших войск не приостановится. — Ленину не хотелось вот запросто «сдавать» Троцкого, и он поспешил перевести разговор в другое русло. — Чем же вас не устраивает план главкома, предписывающий Шорину наступать на Новороссийск через донские степи?
— План главкома, предписывающий Шорину наступать через донские степи, — Сталин почти слово в слово повторил фразу Ленина, — должен быть решительно отвергнут, и чем скорее,
— Аргументация железная! — воскликнул Ленин.
— Стальная, — усмехнулся в усы Сталин.
— Иными словами, Иосиф Виссарионович, вы предлагаете отменить план, который поддерживает товарищ Троцкий?
— Вот именно. Впрочем, этот так называемый план уже отменила сама жизнь.
— Каков же ваш план? — Ленин изобразил живую заинтересованность.
— План этот чрезвычайно прост. — Сталин заговорил уже без иронии, по-деловому жёстко. — Этот план предусматривает нанесение основного удара через Харьков-Донецкий бассейн на Ростов.
— И в чём же его преимущества? — нетерпеливо спросил Ленин.
— Преимущества нашего плана очевидны. — Сталин не произнёс слова «моего», заменив его словом «нашего», не уточнив, однако, кого он, кроме себя самого, относит к числу авторов плана. И потому трудно было понять, что стоит за этим «нашим» — чрезмерная скромность или же стремление показать, что именно за такой план ратуют значительные силы в партии. — Во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот, симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение. Во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть — Донецкую и основную артерию, питающую армию Деникина, — линию Воронеж — Ростов. В-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих Добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл. — Сталин властно перечеркнул изображённый на карте район предстоящих действий резким взмахом ладони. — В-четвёртых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдёт. И, наконец, в-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остаётся без угля. Таковы аргументы, требующие немедленной отмены так называемого плана товарища Троцкого, пагубного для Советской Республики, и таковы аргументы, наглядно подтверждающие необходимость срочного принятия и осуществления на практике нашего плана.
На предельно сосредоточенном лице Ленина, жадно ловившего каждое слово Сталина и едва удерживавшего себя от того, чтобы не вклиниться в сталинскую речь, вспыхнуло изумление.
— Да вы, батенька мой, просто военный стратег! — восхищённо и даже с некоторой завистью воскликнул он. — Ну-ка, признавайтесь как на духу, откуда у вас прорезались такие способности? Это же превосходный план, превосходный! — И Ленин снова забегал по кабинету маленькими шажками.
Сталин оставался невозмутимым. Он обожал похвалу, но никогда этого не показывал.
— Без принятия этого плана, Владимир Ильич, — непререкаемо произнёс Сталин, — моя работа на Южном фронте становится бессмысленной и никому не нужной, что даёт мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к чёрту.
— Узнаю твёрдокаменного большевика, — радостно улыбнулся Ленин: он уважал людей, выдвигающих ультиматумы, вероятно, потому, что и сам любил прибегать к ультиматумам. — Успокойтесь, надеюсь, мы докажем нашим недоразвитым военспецам, что наш план — это удар, поистине сокрушительный удар по Деникину, после которого сей прославленный главарь Белого движения уже вряд ли сможет оправиться! Хотя, — Ленин пожевал губами, видимо в чём-то сомневаясь, — даже невооружённым взглядом видно, что путь от Царицына до Новороссийска всё же короче...