За руку его держи
Шрифт:
В ответ он свесил руки и уперся лбом о стену.
– Знаю. Просто не понимаю, почему не складывается. Мне больно, и иногда я срываюсь.
Руки тянули меня ближе. Я сделала еще полшага вперед и положила ладони ему на спину. Пальцы были растопырены, и смотрелось это достаточно нелепо, но меня окатила теплая волна, лишь усиливающая притяжение к желанному человеку. Пусть попытка была неуклюжая, однако я заметила, что при прикосновении он вздрогнул и тут же успокоился, как маленький ребенок, которого взяла на руки мама.
Меня
Звуки, которые донеслись из динамика, заставили нас прикрыть руками уши. Резкое клацание и громкое шуршание, наконец, было пробито человеческим голосом. Знакомый мужчина сообщил, что работа идет во всю, нами занимается целая бригада самых компетентных специалистов, но, к сожалению, проблема очень серьезная, что пока нет возможности вызволить нас из лифта.
Я перевела все, что запомнила.
– Просто отлично, – сказал он и опустился на пол.
Новости были плохие. Возможно, нам придется сидеть здесь несколько часов. Зато момент напряжения между нами сорван, и теперь должно было немного полегчать.
Я присоединилась, но села не напротив, а рядом. И только потом задумалась почему. С одной стороны, это было хорошо, потому что не придется сидеть лицом к лицу. Но с другой – его близость означала продолжение внутренней борьбы. И я не была уверена в победе разума.
– Что у тебя в пакете? – неожиданно спросил он.
– Туфли.
– Новые?
– Нет, на высоких каблуках.
– Ясно. Длинный день?
– Очень. У тебя?
– Нормальный.
Я хмыкнула от возникшей в голове шутки, но сдержалась.
– Выпить был повод?
– Да не особенно, просто последний день поездки.
– Но не день рождения?
– Нет.
– Хорошо. Мне не придется тебя поздравлять.
– У тебя будет пару месяцев для подготовки. А твой?
– Зимой. Ближе к концу.
– Значит, февраль.
– Точно. Холодный ветреный февраль.
Разговор плавно перетек в обсуждение погоды. Как жителям Петербурга и Лондона, нам было, что обсудить. Те, кто был в обоих городах, рассказывает, что они чем-то похожи. Широкие полноводные реки, Темза и Нева, пересекают оба города, вынуждая мосты тянуться к обоим берегам, соединяя человеческие судьбы. Европейская архитектура выделяет Петербург среди других городов России, рассказывала я. А он вдруг взорвался историями про самостоятельные поездки в центр города, как блуждал и терялся среди узких улочек, и вскоре перешел только на поездки в такси. Как опаздывал на последние пригородные электрички и ночевал у друзей или на вокзале. Или готовый к приключениям ехал автостопом в соседние селения, а потом в новых ботинках пробирался сквозь поля для скота со
Том рассказал о той части Лондона, в которой он вырос, о тихом месте в сельской местности.
– Я бы хотел показать тебе родной городок.
Мы молчали, и я так явственно представила себя в той части света под промозглым ветром, пытающимся разогнать плотный утренний туман. Запахи фермерских хозяйств и близлежащих лесов смешивались в особенную атмосферу туманного Альбиона. Помню, еще в школе изучала карту Лондона и подумала, что наш город такой маленький и уютный по сравнению с ним. Все эти развязки и зоны создавали впечатление не столицы, а целой области. Хотя система электричек была мне хорошо знакома, как жителю пригородного Пушкина.
– Мне бы очень этого хотелось.
– Люблю возвращаться туда за тишиной и покоем.
– Понимаю. Я сама росла в доме за городом. Мы растили яблони, сливы и все, что могло уродиться, если лето было достаточно жарким.
– Это так мило.
– Дом стоял рядом с федеральной трассой, так что воздух не так чист, как бы хотелось, но все же свежее, чем в большом городе. Помню, очень боялась переезжать в квартиру, где соседи со всех сторон. А вдруг им бы что-то не понравилось: музыка слишком громкая, дети слишком шумные.
– Могу представить, – улыбаясь кивал он.
– Всегда хотела петь, но очень боялась, что кто-то услышит, как у меня не получается.
– О, ты поешь?
– Да. Я наконец-то пою, – на выдохе ответила я.
– Столько горечи в голосе. Сложный путь?
– Не сказала бы, что «сложный». Но каждый раз приходилось обходить препятствия, находить связи и много работать. На это ушло столько времени, что я готова была бросить, но вот еще один шаг делал меня ближе к мечте.
– Споешь? – попросил он.
– Сейчас?! – запаниковала я.
– Да, прямо сейчас, – сказал он и повернулся ко мне лицом. – Не похоже, что мы расстанемся в ближайшее время. Так что…
– Только не суди строго.
– Ни в коем случае! – сказал он, выпучив глаза, а затем улыбнулся (и мне показалось, с нежностью посмотрел на меня).
Эта песня полилась сама собой, мне даже не пришлось долго перебирать в голове собственный репертуар.
Раненная птица разучилась летать.
Ей ото всех бы скрыться и помечтать,
Ей б расправить крылья и за горизонт.
Мечты покрылись пылью, но появился он
И научил ее любить, гордо голову держать,
Он показал ей жизнь, чтобы больше не дрожать,
И лишь расправив крылья, стоит пройти,
Оставьте сожаленья, вам по пути –
За руку его держи!
Раненная птица научилась петь.
Исцелившись, сердце перестало болеть.
Страшно снова крыльям на сильном ветру,
Но шептал милый: «Я в тебя верю!»