За секунду до взрыва

Кэм Дэггет взглянул на часы, потом на дорожный знак впереди в полумили отсюда, потом снова на часы. Знак, указывавший поворот к аэропорту, был едва различим сквозь плотную завесу выхлопного газа. Перед ними был нескончаемый поток машин, образовавших чудовищную пробку, из которой выбраться не представлялось никакой возможности. По радио сообщили, что произошла крупная авария. Дэггет огляделся по сторонам — нет, им не выбраться. Но сидеть и ждать тоже было нельзя. Если он не успеет, скоро здесь вообще ничего не останется, кроме осколков

— Слушай, а может вызвать вертолет?

Дэггет взглянул на Боба Бэкмана, вытиравшего платком потное лицо. Дэггет почувствовал, как в нем вновь поднимается раздражение. Надо же было угодить в такую мышеловку! Со всех сторон машины, а справа на сиденье этот чертов Бэкман, будь он неладен. А время бежит, приближая неумолимую развязку.

Впереди на асфальте трепетала обертка от гамбургера, желтая с золотистыми разводами. Как птица с перебитым крылом. Потом ее прибило ветром к боковой двери «мерседеса», на которой она засияла кровавым блеском.

Уставившись в эту яркую точку, Дэггет с болью думал о том, как шесть дней назад Марсель Бернард ловко ускользнул из-под наблюдения агентов ФБР в Лос-Анджелесе. И вот только сейчас, да и то по чистой случайности, им удалось снова напасть на его след. Нет, Дэггет его не упустит!

Бернард зарабатывал на жизнь изготовлением взрывных устройств. В этой области равных ему не было. Дэггету не терпелось добраться до Бернарда и допросить как можно скорее. В полицейском участке на Баззард Пойнт в пухлом досье лежал снимок, на котором был изображен фрагмент отпечатка пальца Бернарда. Теперь-то он от них не вырвется. Если пригрозить парню высшей мерой, а потом пообещать смягчение приговора, может, и удастся вытянуть из него информацию о взрывном устройстве в самолете авиакомпании «Евротур», рейс 1023. Одно дело — изготавливать бомбу и совсем другое — взорвать с ее помощью пассажирский самолет. Тут уж, как ни крути, речь идет об убийстве.

— Двадцать две минуты, — проговорил Дэггет, едва разжав губы. — Самолет взлетит через двадцать две минуты. — Он повернулся к Бобу Бэкману, восседавшему на сиденье, как на троне.

Из-за невероятной тучности его за глаза называли Фальстафом. Сейчас пот лил с него градом, дыхание вырывалось со свистом, как у астматика. Пиджак он давно сбросил, но это не помогало. Бэкман пыжился вовсю, изображая олимпийское спокойствие. Актер он, надо сказать, был никудышный. Интересно, на что он рассчитывает, этот жирный Моисей?

У Дэггета было лицо игрока бейсбольной команды. Густые, резко очерченные брови, темные глаза и выдающийся нос. Губы почти не двигались, когда он говорил, — привычка, оставшаяся с детства, когда он носил металлические зажимы на зубах для исправления прикуса. Говорил же он очень тихо — семейная черта, — чем зачастую немало удивлял собеседника: от человека его телосложения скорее можно было ожидать рокочущего баса.

— С какой стати ты потащился сюда, скажи на милость? — обратился он к Бэкману.

— Я ждал этого вопроса, — ответил Бэкман. Пот градом катился с его двойного подбородка. Волосы надо лбом уже начали редеть… как у кабинетной крысы. Воротничок рубашки, пожалуй, слишком свободен, а вот костюм, напротив, тесноват. —

Что он сказал?! Дэггет сжал руль, так что пальцы побелели.

— Ты, наверное, сейчас думаешь, что я забираю все твои лавры, — продолжал Бэкман. — Ты за ним гоняешься, ловишь, а потом появляюсь я, допрашиваю, и весь успех достается мне. На самом деле это не совсем так. — Он опять напыжился, пытаясь изобразить важность и многозначительность, но это ему плохо удавалось.

«Господи ты Боже мой! — подумал Дэггет. — Добраться до самого конца, уже почти ухватить Бернарда, и тут является этот жирный бездельник и вмиг его забирает».

Они с Бэкманом разошлись примерно год назад. В ФБР взаимоотношения между сотрудниками строятся на полном доверии. Особенно это касается агентов, «ведущих» одного и того же «клиента». Дэггет никогда больше не сможет доверять Бэкману: год назад тот утащил у него со стола папку с досье, собственноручно принес к начальнику отдела и заявил, что все документы в досье собраны им, Бэкманом. В том досье были документы о связях Бернарда с малоизвестной тогда западногерманской террористической группой, называвшей себя «Дер Грунд». Одним мановением руки Бэкман украл у Дэггета результаты восемнадцатимесячного труда. И Дэггет ничего не мог с этим поделать: авторство таких досье практически невозможно доказать.

А в результате Бэкмана повысили, назначив начальником отдела по борьбе с международным терроризмом. Этого болвана, выслуживающегося за чужой счет! Зато сотрудники отдела К-3 теперь уносят свои папки с досье домой.

Полчаса назад, когда начальник отдела К-3 ввалился к нему в машину, Дэггета чуть удар не хватил. Сколько раз им доводилось вот так ездить вместе! Но это было сто лет назад, в другой жизни. И конечно же, единственной целью Бэкмана, что бы он там ни утверждал, было снять сливки — самому допросить Бернарда, самому получить всю информацию, самому сорвать все лавры.

Пока эта жирная туша плавилась на соседнем сиденье, Дэггет думал о том, как бы обойти Бэкмана, который толком ничего не знал о Бернарде и по меньшей мере уже с год не вел никаких допросов.

— Девятнадцать минут, — обреченно произнес Дэггет. — Боюсь, что ни один из нас не сможет его допросить. Сначала его надо, как минимум, снять с самолета.

Он взялся за ручку дверцы. Он мог бы добежать до аэропорта. Милю он пробегает за семь-восемь минут, это проверено. Он ведь бегает каждое утро, еще ни одного дня не пропустил. Какого черта он должен сидеть в этой мышеловке и вдыхать запах бэкмановского пота! Сбежать от него и самому допросить Бернарда.

— Ты что, хочешь упустить свой шанс поймать Корта? — сладким голосом спросил толстяк.

Дэггет отпустил ручку дверцы. У него как будто мороз прошел по коже.

— Ты заслужил эту новость, — услышал он голос Бэкмана, — ведь это благодаря тебе мы получили Бернарда. — Толстяк смотрел на него чуть Ли не с почтением. — Так вот, прошлой ночью немцы совершили налет на «Дер Грунд».

Дэггет почувствовал острое разочарование. Совсем не того он ожидал. Он вел расследование этого дела, а теперь его оставили с носом.