За Синей рекой
Шрифт:
Уже перевалило за полдень, когда небольшой отряд тронулся в путь. А фея Изола, оставшись одна на поляне, долго еще танцевала под еле слышную музыку, звучащую в листьях и траве.
Глава десятая
В черном плаще с горностаевой опушкой Огнедум Всесведущий стремительно шел по залам королевского замка, вздымая тучи пыли и разгоняя пугливые тени. Придворные Ольгерда, унылые, бесплотные, без цели слонялись по залам. Кружева почернели от пыли, волосы выцвели, шелковые одежды посеклись.
За двести лет резиденция владыки Королевства Пяти Рек изменилась до неузнаваемости. От легкомысленного убранства изящных комнат не осталось и следа. Гобелены с галантными стенами выцвели и сгнили, своды покрылись паутиной, цветы повсеместно захирели, а лебеди во рву вокруг замка сперва заскучали, затем одичали, попытались выклевать глаз министру внешних сношений и наконец навсегда улетели в другие края.
Огнедум миновал библиотеку, где пыли накопилось больше, чем книг, буфетную, полную плесени, кордегардию, где дремали тени лейб-гвардейцев, в спешке прошел сквозь дежурного офицера и очутился в бывшей пиршественной зале, которую переоборудовал под лабораторию. Именно здесь энвольтатор проводил большую часть времени, занимаясь научными изысканиями и литературными трудами.
Сразу у входа в зал находился маленький столик, накрытый старой, кое-как заштопанной скатертью. На ней оставались крошки, корки и плохо обглоданные кости. Огнедум сдернул скатерть со стола, стряхнул объедки на пол и снова накрыл ею столик.
Скатерть слегка шевельнулась, на ней образовалось несколько бугорков, которые медленно, как бы нехотя, вспухли, увеличились, затем проросли сквозь ветхую ткань и оказались буханкой черствого хлеба, кусочком засохшего сыра и кружкой основательно подкисшего молока.
Огнедум рассеянно отломил кусок хлеба, взял кружку и направился к длинному лабораторному столу. Этот стол, прожженный в нескольких местах и заляпанный неприятными желтыми пятнами, был завален бумагами. Огнедум вел записи весьма нерегулярно и так небрежно, что сам потом с трудом разбирал собственные записи. Кроме того, вот уже сто пятьдесят лет энвольтатор составлял глобальный научный трактат «Теория и практика синтетической жизни» и параллельно с этим сочинял поэму в прозе «Из колбы».
Вдоль стен лаборатории, на стеллажах, выстроились банки с жидкими реактивами, коробки с порошками и крупные прозрачные сосуды с субъектами синтезированной жизни на разных стадиях развития.
Примерно в то самое время, когда Людвиг-сенешаль вернулся к своему прежнему облику, Огнедум Всесведущий, жуя на ходу, инспектировал колбы, занимавшие нижний ряд стеллажей. Там находились существа высотою в локоть с непропорционально большими головами и поджатыми к животу тоненькими ножками. Им оставалось провести в колбе еще два дня, после чего их переведут в отдельную комнату, где будут кормить особым субстратом, необходимым для достижения нормального роста.
– Хорошо,
Специальной ложкой он взял пробу жидкости из каждой колбы и капнул в заранее подготовленные чашки. В шести случаях из семи результат оказался удовлетворительным – жидкость осталась прозрачной. И лишь в одном она помутнела и странно забулькала. Огнедум провел еще два дополнительных анализа, нахмурился, снял колбу с полки и унес.
Некоторое время после ухода Огнедума стояла тишина. Затем один из сидевших в колбе негромко произнес:
– Он нарушил присягу.
Второй отозвался:
– Предательство нужно давить в зародыше. А сопли и гуманизм – это для штафирок.
Первый шевельнул еще слабой ручкой и заключил:
– Наше сегодня – это служба, наше завтра – это слава!
– Говорят, что «Пламенных» будут вооружать комбинированными гизармами, – заговорил после паузы второй.
– Откуда ты знаешь? – живо заинтересовался первый. – «Искрам Огнедума», насколько мне известно, устав воспрещает покидать пределы колбы!
– Пока вы спали, заходил «факел» из старослужащих, – пояснил второй. – Он их видел собственными глазами. Загляденье! В верхней части – изогнутый острый крюк для вскрытия брюшной полости противника. Лезвий два, а балансировка просто сказочная.
– Клянусь Огнем Дум Его! – воскликнул первый.
Третий строго заметил:
– За такие разговорчики вас быстро спишут в субстрат.
Первый презрительно присвистнул:
– Есть только одно преступление – трусость!
Неожиданно заговорил шестой:
– Эх, тоскуют руки по рукояти меча!.. Лично я любому оружию предпочитаю старый добрый меч-бастард в полторы руки. Не такая неповоротливая махина, как двуручник, но и не шпажонка. Шпажонка – это для штафирок.
Пятый возразил:
– Шпага и к ней в набор дага для левой руки – идеально для Зубодробительной Защиты Шлеминзона. Кроме того, можно вмонтировать миниатюрный арбалет в рукоять даги. В самый ответственный момент нажимаешь пальцем на спусковой крючок – и…
– И все сильно удивлены! – со смехом заключен пятый.
– Защита Шлеминзона? – заговорил третий. – Да это просто манная каша! Ты пробовал когда-нибудь проводить финт с поворотом и туше в пируэте «Взлетающей Цапли»? Только шпага тут не подходит. Нужен двуручник.
– «Взлетающая Цапля» – это для женщин, – фыркнул первый. – Слишком много уверток и финтов. «Пряморазящий Медведь» – роскошный стиль! Лаконичный. Точный. Выразительный. Короткий прямой выпад – и груда мяса!
– «Медведь» имеет свои недостатки, – возразил четвертый. – Если противник не сражен наповал, остается опасность, что сила инерции увлечет тебя вперед и оставит незащищенными левый бок и спину.
– Не «Пламенным» бояться смерти! – сказал первый презрительно.
Третий задумчиво произнес: