За Синей рекой

Хаецкая Елена Владимировна

– Ну уж прости, – раздраженно отозвался Зимородок. – Сейчас, знаешь ли, осень.

Кандела в мешке всхлипнул:

– А я так мечтал! Так мечтал, что однажды прекрасный и отважный юноша, рискуя жизнью ради Красоты, мне эдельвейс достанет с высоты!

– С эдельвейсами придется повременить, – сказал Зимородок. – Ты наелся?

– Более или менее, – был ответ.

– В таком случае, сиди смирно и помалкивай. Тогда Гойко, может быть, не будет тебя пинать.

– Кто это – Гойко? – прошептал Кандела.

– Это

грубый, могучий, скорый на расправу человек, лишенный чувства изящного.

Гойко насупился. А Кандела проговорил:

– О, если б ведал Гойко, как мне на сердце горько…

– Будем болтать или все-таки пойдем? – сердито перебил Гойко. Он метнул на Зимородка гневный взгляд, но следопыт сделал вид, что не замечает.

Гойко, Зимородок и мешок предстали перед графом незадолго до наступления вечера. Драгомир с любопытством смотрел на мешок. Сидевший там не двигался и вообще не подавал признаков жизни.

Гойко с достоинством поклонился и опустил свою ношу на пол у ног Драгомира.

Послали за графиней и графскими детьми. Тем временем Зимородок развязал мешок, сунул туда руку и принялся шарить. Гойко смотрел в сторону и всем своим видом показывал, что происходящее ему крайне отвратительно. К ужасу Зимородка, Канделы в мешке не оказалось. Следопыт вытащил кроватку, затем вытряхнул мешок – оттуда высыпались крошечные подушка, одеяльце и ночной колпак. Но самого малютки словно бы и след простыл.

– Дыру он, что ли, там прогрыз? – бормотал Зимородок.

– А вы его выверните наизнанку, – неожиданно прозвучал женский голос.

Зимородок поднял глаза и увидел приятную полную женщину лет сорока с очень белыми пухлыми руками. На ней была расшитая кружевами рубашка, тяжелый бархатный жакет и стоящая колом полосатая юбка. За эту юбку цепко держалась девочка лет пяти, круглолицая, с прозрачными голубыми глазками и тонкими золотистыми волосами. Обе они с любопытством наблюдали за Зимородком.

«Графиня, – запоздало сообразил он, – а эта кроха, наверное, графская дочка».

– Простите, ваша светлость, – сказал Зимородок неловко. – Я не видел, как вы вошли.

– Выверните его, – повторила графиня. – Некоторые насекомые забиваются в углы.

– Это кто – насекомое? – закричали из мешка. Действительно, в верхнем углу что-то забилось, и на пол вывалился малютка-недомер. Он встряхнулся, быстро пригладил волосы, расправил крылья и с достоинством огляделся.

– О! – вскричал он, завидев графиню. – Прошу меня простить – я в таком виде… Эти грубины, эти варвары – они схватили меня спящим. И вот я предстал перед вами, прекрасная дама, неподобающе растрепанный, с осыпавшейся пыльцой на крыльях. Умоляю не судить обо мне по первому впечатлению! – И он отвесил грациознейший поклон, взмахивая крыльями, как плащом.

– Не стоит беспокоиться из-за таких мелочей, – улыбаясь, произнесла графиня. – Тяготы перенесенного

вами путешествия, несомненно, послужат вам наилучшим извинением. Я не сомневаюсь, что здесь вы отдохнете и наберетесь сил.

– Благородство знатной дамы! – всхлипнул Кандела. – Такое изысканное и вместе с тем простое! Благодарю вас, благодарю!

Он сильно забил крыльями, поднялся в воздух и завис над рукой графини. Та, улыбаясь, протянула ему руку для поцелуя.

– Великая честь, – тихо молвил Кандела, легонько клюнув ее крошечными устами. Внезапно голос его прервался, он бело закатил глаза и потерял сознание.

Он упал бы на пол, если бы девочка не успела подхватить его. Бесчувственный Кандела, распластав крылья, лежал на детской ладошке, и его изящно скрещенные ножки свешивались между пальчиков ребенка.

– Что это с ним, Зора? – обратился к дочке граф Драгомир. – Он не расшибся?

– Поглядим, – ответила Зора и пощекотала Канделе животик.

– Оставьте… – прошептал Кандела. – Оставьте меня… Мне нужен воздух… аромат… изящное… Неужто не придет он, прекрасный юноша с цимбалом, чтобы сыграть мне песнь о неразделенной любви?

– Смешной, – сказала Зора и приподняла его за крылышко.

Кандела забил свободным крылом, пытаясь вырваться.

– Отпусти! – строго приказал девочке отец. Она не без сожаления разжала пальчики. Кандела подлетел к Драгомиру и уселся на подлокотнике его кресла.

– Я изнемогаю, – заявил он. – Эти негодяи, ваши подручные, морили меня голодом. Немного пыльцы – вот все, о чем я прошу. Мои запросы невелики – музыка, поэзия, возможно, живопись. И цветы. Цветы – всегда. Цветы – на завтрак, на обед, на ужин, на второй ужин… на полуночное чаепитие, к рассветному кексу…

– Позвольте узнать, – осторожно осведомился Драгомир, – чем вы изволите питаться в зимнее время?

Кандела выглядел озадаченным.

– В каком смысле?

– В том смысле, что зимой цветы не растут, – ответил граф.

– А что растет? – в ужасе спросил Кандела.

– Сосульки! – выпалила Зора.

– Не морочь господину-малютке голову! – остановила ее мать. – Сосульки никто не ест.

– Ну, это кто как, – бойко начала Зора, но вовремя остановилась.

Кандела был потрясен:

– Ни одного цветка? А чем же питаться?

– А чем вы обычно питаетесь зимой? – Граф начал терять терпение.

– Это моя первая зима, – объяснил Кандела. – Я еще так юн и неопытен… Так нуждаюсь в друге и наставнике… Неужто не придет он, умудренный юноша, не согреет меня светом своих лучистых глаз?

– Я думаю, мед вполне заменит пыльцу, – предложила графиня.

– Мед! – возопил Кандела в восторге. – Прозрачный, наполненный солнцем, хранящий в себе тепло и ароматы лета!

– У меня вопрос, ваша светлость, – вмешался Гойко, – нам обязательно терпеть это существо?