За синими горами
Шрифт:
Асю он укладывает лично.
— И ты не боишься, что у них кроватки стоят так близко? — спрашивает только, никак не комментируя растерзанные подарки.
— Боялась бы — не поставила. Утром они все равно найдутся в обнимку в одной кровати. Живые и невредимые… Первые годы было действительно страшно. Но мы справились, Яся для людей не опасна.
— Так не бывает, она ребенок.
— Так есть.
Из дома выхожу вместе с Анхеном, мне надо забрать у Ольги на ночь мою малышку. До дома Ольги он вызывается проводить. Что ж, так даже лучше.
— Знаешь, я все же не буду ждать два дня, чтобы тебе ответить.
— Ждать два дня не разумно. Вам надо собираться.
— Нет, Анхен. Мой ответ — нет.
— Ты позволяешь твоим обидам говорить сейчас за тебя, — не принимает
— Не угадал. Свои обиды я отпустила. И простила тебя. Давным-давно. Приняла, что ты — это ты, и по-другому ты поступить не мог, не можешь и не сможешь. Вот только любовь прощение не воскрешает. А моя любовь к тебе умерла где-то в подвалах Владыки, а быть может — еще по дороге к ним. Я могу понять, почему ты сделал это. Но любить того, кто поступил так и не мог поступить иначе, я не в силах.
— Я изменился с тех пор.
— И поэтому, сняв очки, ты послал пятилетнему ребенку мощнейший ментальный приказ? Может и изменился. Прежде детей ты не трогал.
— Прости.
— Простить не значит забыть, — лишь качаю головой с печальной улыбкой. — И, даже прощая, невозможно вновь поверить тому, кто однажды предал. И невозможно полюбить его вновь… Я помню время, когда я с замиранием сердца ловила каждую твою улыбку, каждый твой взгляд, помню, как мне хотелось порадовать тебя, заслужить твое одобрение. Как я смотрела на твои губы, и мечтала, чтоб ты поцеловал. Но сейчас… Мне не важно, одобряешь ты меня или нет — слишком за многое я тебя не одобряю. Ты пытался польстить мне, назвав меня равной — вот только я тебя равным себе не считаю. Ты Великий Владыка, и, возможно, еще станешь одним из самых великих правителей, ты сумел уничтожить абсолютное зло — твоего дядю. Вот только ты сделал это не вместо того, чтобы отдать меня ему на пытки, а после того. После того, как он жестоко пытал меня, как он затравил и подвел под пытки твою жену. Что толку, что ты победил, если перед этим ты даже не попытался спасти тех, кто тебе верил, кто был полностью от тебя зависим? Если ты просто отдал? Если ты не способен бороться за жизнь, только мстить до смерти?.. Анхен, которого я любила, никому не позволил бы тронуть тех, кого поклялся защищать. Он бы дрался за них, а не после их смерти. Он бы никогда не пожелал зла ребенку. Но ты — не он. И выходит, я любила не тебя. Свою мечту о тебе, иллюзию…
— А целовала тебя тоже иллюзия? — он вдруг оказывается близко-близко. Одной рукой обхватывает за талию, другой запутывается в волосах. — И голову ты теряла исключительно от фантазий? — его губы накрывают мои. И я пытаюсь не реагировать, пытаюсь не отвечать… Но меня пьянит его запах — такой родной, такой бесконечно знакомый, его дыхание на моих губах, его нежность, его все возрастающий напор… И я растворяюсь в его поцелуе, забывая обо всем на свете, сгораю, чтоб возродиться вновь, пью его и не могу напиться…
— Ты моя, Лара, — шепчет он мне, оторвавшись от моих губ. — Ты можешь сказать миллионы обидных слов, ты имеешь на них право. Ты можешь отвергать меня, отворачиваться, обижаться. Но твое сердце стучит так же бешено, как и прежде, твое тело все так же жаждет стать единым с моим, твоя кровь все так же стремиться к Слиянию.
— Нет, — выворачиваюсь из его объятий, отступаю на шаг. И чувствую, что на глазах выступают слезы. — Нет. Все это уже было, Анхен. Не единожды и не дважды. Все то же самое, слово в слово, действие в действие. Ты совершаешь нечто, что, как мне кажется, ни простить, ни принять невозможно, исчезаешь на время, потом появляешься — с извинениями, с любовью, с поцелуями. И я тону в твоих объятьях, схожу с ума от сексуальных страстей, соглашаюсь все забыть, начать все заново и… Нет, Анхен, — я решительно качаю головой. — Эти качели не для меня, я из них выросла. Да, ты желанен, как прежде. Да, мое тело реагирует. Но душа — нет. Мне никогда не полюбить тебя снова. А влечение тел… вампиру ли не знать, как мало этого для счастливой совместной жизни.
— Но ты создана для меня. Мы созданы друг для друга.
— Мы — нет. А вот первое утверждение истинно. Меня действительно создали для тебя. Твоя дорогая бабуля облагодетельствовала девочку
— Бред, — недоверчиво хмурит он брови.
— Найди другую причину. Она говорила, что я нужна тебе. В девятнадцать лет я, конечно же, думала, что эти слова о любви, о счастливой совместной жизни… Но Лоу прав. Фраза «ты для него» совсем не обязательно о счастье. В данном случае я лишь предмет, необходимый в обиходе. Меня превратили в вещь. Создали для тебя, да.
— Нет, — качает головой Владыка. — Вернее, даже если Сэнта и намудрила что-то в этом роде, в чем я не уверен, я этого в виду не имел. Я всегда хотел видеть тебя своей любимой. Не кувшином с кровью. Не флаконом с лекарством. В конце концов, это даже унизительно, превратить мою любовь в костыль. Я не инвалид. И я не болен. И со своими проблемами я справлюсь сам… Мне просто одиноко без тебя, Ларис. Мне нужна твоя улыбка. Твоя рука в моей руке.
— Я верю. Вот только мне это больше не нужно. Я хочу держать за руку своего мужа. Идти по жизни с ним, не с тобой.
— Ты нужна своей дочери.
— Я нужна всем своим детям. А Тая вынуждена жить у тетки, пока ты гостишь у нас. Или ты думаешь, что я откажусь от своей дочери ради твоей?
— Ты утверждала, что Яся тоже твоя, — мгновенно обижается он. — Ты приучила ее к своей любви, ты научила звать тебя мамой. И просто закроешь за ней дверь?
— Не просто. Но я учила ее, что любить друг друга это не значит мучить. Любить — это значит позволить быть счастливым. Каждому на своем месте. Позволить быть счастливым тому, кого ты любишь. И позволить быть счастливым себе. Разве смогу я быть счастливой, если не пущу ее с тобой туда, где ей будет действительно хорошо? Притворяясь, что и с нами ей тоже неплохо? Но разве сможет быть по-настоящему счастлива она, видя, как я мучаюсь рядом с ней в месте, для человека не предназначенном? Как страдает папа Андрей и сестры от того, что ее вампирский папа Анхен разрушил ее человеческую семью? Разве не станет она, подрастая, винить во всем себя? Как винила себя в детстве Ясмина — за смерть отца, смерть матери…
— Ну почему ты непременно собираешься мучиться? Я зову тебя стать моей женой, Владычицей. Только подумай, сколько хорошего ты сможешь сделать для людей.
— Только подарить им еще одну красивую ложь. Я даже Бездну не смогу пересечь, если ты забудешь оставить распоряжение слугам. И я никогда не смогу сделать ничего, кроме того, что ты мне позволишь. То есть кроме того, что ты мог бы сделать и сам. Жена Владыки — не владычица, ее просто так называют. И мне давно не девятнадцать лет, чтоб я купилась на звучное наименование, поверив, что высокий статус может заменить любовь, и променяв мою семью на фантик от конфетки. Я уже жила в твоем дворце, Анхен, богатством покоев и звучным титулом меня уже давно ни в один дворец не заманишь. Я люблю своего мужа. Я обожаю своих детей. У меня есть возможность творить. Есть признание меня, как художницы. Есть друзья, которые меня понимают. И это для меня самое главное сокровище. То, без чего жизнь станет бессмысленной. И я не готова от него отказаться.
— А от собственной молодости откажешься так же легко?
— Молодость проходит. Для людей это естественно.
— Правда? Только не говори, что не смотрелась в зеркало. Ты все еще выглядишь, как юная девочка, а ведь тебе почти тридцать.
— Регенерация, — пожимаю я плечами.
— Регенерация, — соглашается он. — Но, видишь ли, Лара. Регенерация у тебя включается только после укуса вампира. Твою молодость длила моя дочь. Она уйдет — и молодость закончится. Ты начнешь стареть так же, как и все прочие люди.