За сокровищами реки Тунгуски
Шрифт:
Так и в этом месте, при извержении пород, впоследствии застывших в траппы, вышла медь, в виде паров, и осела, охлаждаясь, по стенкам трещин. Когда трещины, таким образом, заполнялись, то из них получались жилы медной руды…
Николай аккуратно записал в книжку все сказанное профессором, а потом все спокойно улеглись спать.
Рано утром рулевой поднял тревогу.
— Илимка обсохла! — кричал он, беспомощно разводя руками. Действительно, попытки оттолкнуть илимку от берега были тщетны. Она плотно сидела на мели, и руль при поворотах скрипел о гальку.
Вскочивши
— Вот беда! — сокрушался рулевой, — речка быстрая, много тащит песку и ила. А илимка стала на самой стреже и запрудила течение… В струе ослабела сила и песок начал падать на дно. За ночь за кормой вырос опечек. Песчаная мель!
— Гляди-ка, — сказал Николай, — вообще-то в речке сильно вода сбывает!
Правда, вдоль береговой гальки, у самой воды, виднелась мокрая полоса. Это обсыхали выступившие из воды камни.
И чем дальше плыли наши разведчики, тем все более затруднительным оказывалось их положение!
За одну только ночь горная речка, вероятно вздувшаяся перед этим от случайного дождя, совершенно обмелела. Между илимкой и выходом в глубокую Тунгуску на полкилометра тянулась непроходимая мель…
— Попали в мышеловку! — пробормотал Николай.
Рулевой только махнул рукой и прибавил:
— А завтра и на лодке здесь не проехать!
Профессор был в полном отчаянии.
— И подумать только: из-за нелепой моей неосторожности сейчас прерывается вся наша работа!
Так повторял он, залезая по колено в воду и руками ощупывая державшую судно мель.
Созвали общий совет.
Предлагались разные средства: прокопать канаву в русле, подвести под илимку катки, освободить ее от груза.
Но при обдумывании все проекты неизбежно отвергались! Канаву, моментально засасывало бы песком и илом, а тащить полкилометра тяжесть более чем в двадцать тонн было признано непосильным. Разгрузка судна ни к чему бы не привела, потому что даже пустое оно достаточно плотно сидело а засосавшем его песке.
Наконец, на постороннюю помощь рассчитывать было нечего. Экспедиция находилась в 700 километрах от Туруханска. На этих пространствах только изредка попадались кочующие туземцы да стояли две кооперативные фактории.
Был уж конец августа и ночи стали холодными. А в середине октября по Тунгуске наступает настоящая зима.
— Самим нам выплыть нетрудно, — сказал профессор, — для этого у нас имеются две лодки. Если бы можно было устроить плот, то мы бы не горевали! К сожалению, здешняя чахлая тайга сплошь состоит из лиственницы. А известно, что даже сухая лиственница настолько тяжела, что почти тонет в воде. Поэтому сделать надежный плот, который поднял бы наше имущество, наши очень ценные коллекции, мы не можем!
Все чувствовали, что профессор говорит правду. Всем очень хотелось возражать и спорить, но возражать, к сожалению, было нечего. И поэтому молчали.
Тогда профессор предложил:
— Мы должны как можно скорей выбраться
Тут уж начали возражать. Как же можно было бросить в тайге работу целого лета, все нужные для промышленности и науки коллекции!
Но потом, чем более обдумывали предложение, тем более правильным оно казалось. Это был очень рискованный, но в то же время и единственный шаг к спасению экспедиции! И, как это ни было тяжело и грустно, после обеда начали сборы.
Не выдержал Николай и сказал:
— Я хочу остаться с илимкой. И Петька тоже хочет!
После этого подошли Иван Николаевич и лямщик Володя и заявили, что они также желают остаться на илимке.
Профессор просиял:
— Дорогие товарищи, — сказал он, — откровенно говоря, я так и думал, что среди нас найдутся охотники взять на себя охрану судна. Но сам я не хотел пока этого предлагать, потому что совершенно не уверен, что мне удастся получить катер и выручить вас. А тогда перед вами встанет необходимость северной зимовки! И сейчас я предупреждаю об этом!
— Провианта нам хватит, — ответил Николай, — а когда станет невмоготу, мы уйдем отсюда за 300 километров, на ближайшую факторию. А там, может быть, и перезимуем.
— Я думаю, что парень прав, — поддержал Иван Николаевич, — все мы, четверо, к тайге привычны и, хотя путь отступления на 300 километров будет очень нелегким, мы его все-таки одолеем!
— А зато, — прибавил Володя, — груз будет всегда на глазах. Мало ли что может случиться? И пожар лесной и наводнение, всякие случаи могут тут быть…
— Пусть будет так, — сказал профессор, — и поочередно пожал каждому руку.
11
ПОКИНУТЫЕ
Невесело глядел Иван Николаевич на уплывающие за дальний мыс переполненные людьми лодки.
А Петя, наоборот, подтолкнул под бок Николая и шепнул:
— Теперь самое интересное и начинается!
При илимке остались две берестяные ветки [6] , и оставшиеся далеко проводили на них уплывавших товарищей.
6
Легкая охотничья лодка тунгусов.
К вечеру все сошлись на покинутую илимку. Вместо привычной оживленной толкотни, там было уныло и пусто. Для четверых судно казалось слишком большим и просторным.
Согрели, по обычаю, чай и молча принялись его пить, поставив для бодрости четыре свечки. При ярком свете было все-таки веселее!
Вдруг илимка шатнулась и заскрипела. Ее качнуло, и со стола полетели и чайник и чашки.
Петя опрометью выскочил на корму.
— Падает! Илимка падает! — загорланил он что было мочи.