За стенами старого замка
Шрифт:
– Дурак зубастый, - всхлипнул он и вытер ноющую ладонь о рубашку. Мальчишка приподнялся, словно чего-то не понимая, затем вскочил на ноги и, пригнувшись, растопырив руки, застыл напротив. Было в нём что-то страшное: яростные, совсем не мальчишеские глаза, по-звериному ощеренный рот, длинные, чёрные, блестящие волосы, спадающие на глаза... И одежда. Странная одежда - штаны, какие-то рыже-грязные, плотные, неизвестно из чего, и мохнатая, шерстью наружу, безрукавка, надетая на голое тело.
Камилу стало не по себе.
– Чего уставился?!
– крикнул он в лицо мальчишке и выпростал вперёд прокушенную руку.
–
– Ну, всё, - медленно, растягивая слова, протянул мальчишка, даже не посмотрев на вытянутую руку.
– Незваным пришёл - здесь тебе и зарытым быть! Как собаке. Молись своему Христу!
Он выхватил из-за спины кинжал и метнул его в Камила.
Камил вздрогнул. Жгуче запекло в левом боку. Медленно, с ужасным предчувствием, он опустил глаза и увидел, что в стойке, между рукой и грудью, торчит кинжал. Его замутило.
– Ты... Т-ты ч-что... Т-того?
– заикаясь, спросил он.
Не глядя, он выдернул кинжал и почувствовал, как под рубашкой побежал тёплый ручеёк. Его ещё сильнее замутило, он отбросил кинжал в сторону и медленно сполз по стойке на выбитую копытами подстилку из соломы.
Обычно после полудня, часам к двум, когда воздух густел от невозможной жары, Йон-воевода со своими латниками перекочевывал из рощи на веранду "таверны Мамы-Разьбойничихи", где все от пуза пили холодно-терпкий, из погреба, компот. Но сегодня, после злополучного случая с Камилом (тётка Ага ещё неделю назад просила, чтобы племянника, по приезду в село, Йон принял в свою ватагу, за что обещала устроить пир-сабантуй с горами пирогов и реками компота), идти в "таверну" не хотелось. Было совестно. Поэтому все разбрелись по лужайке и расселись под деревьями в тени. Йон внешне сохранил полное спокойствие. Он, конечно, чувствовал на себе косые взгляды ребят мол, устроил театральное представление, - но старался не подавать виду. Глупо, в общем-то, получилось, но что он теперь мог поделать? И всё же кое-что, чтобы хоть как-то попытаться наладить отношения с Камилом, Йон-воевода предпринял. Направил вслед за Камилом Стригу с отрядом лазутчиков, чтобы они проследили, куда Камил направится, что будет делать в роще, и, когда будет возвращаться, вовремя предупредили отряд. Может тогда просьба тётки Аги как-нибудь и утрясётся... Нарочный от Стриги вынырнул из кустов неожиданно быстро.
– Ну, что?
– почувствовав неладное, встревожено спросил Йон.
Нарочный шумно передохнул и начал старательно косить глазами в сторону.
– Понимаешь, Йон, мы шли за ним до самого замка...
– Понимаю!
– раздражённо заорал Йон.
– Всё понимаю! Упустили?! Шляпы!
– Он оттолкнул нарочного и, вскочив на ноги, прокричал: - Подъём! Кончай привал!
– Живле, - сказал кто-то глухим голосом, затем послышалось журчание воды, и на лоб легло что-то мокрое и холодное.
Камил открыл глаза. В помещении был сгущённый, сырой, пахнущий плесенью и грибами, полумрак. Он тяжело давил на Камила мокрым грязным покрывалом, пропахшим попоной.
– Вот уж и гляделками лупает, - пробурчал всё тот же голос, и Камил увидел, как над ним наклонилось чьё-то лицо, заросшее рыжей, неопрятной бородой до самых глаз. От испуга сердце ёкнуло, и он, резко отклонившись в сторону, сел. В голове зашумело, перед глазами поплыли круги. Откуда-то из-за изголовья топчана, на котором сел Камил, появилась женщина в длинном до пят, домотканом
– попыталась его уложить.
Камил прилёг, и ему сразу стало лучше, только что-то сдавливало грудь, да неприятно зудело в боку. Он скосил глаза и увидел, что рубашка на нём расстёгнута нараспашку, причём некоторые пуговицы вырваны с мясом, а грудь стянута серым куском материи. Он сразу вспомнил Козинский замок, лохматого мальчишку-зверёныша, злополучный кинжал в его руке, и снова вскочил на топчане.
– Эч, прыгает, - усмехнулся бородач и схватил его за плечо корявой узловатой рукой.
– Прыткий! Кто таков?
Камил испуганно огляделся.
– Камил, - сдавленно сказал он осипшим голосом.
В комнате было сумеречно, как в подвале, даже противоположных стен не видно. Свет пробивался сквозь маленькое окошко, затянутое чем-то белым и полупрозрачным, как полиэтилен. Собственно, окно не пропускало свет, а само светилось, бледнело только для самого себя - как гнилушка в сырую, но тёплую осеннюю ночь.
– Ками-ил, - протянул бородач.
– Имя-то какое-то чудное. И одет по-чудному.
– Он выпрямился на табурете, наклонил голову и из-под бровей опёк Камила взглядом.
– С псами-рыцарями пришёл? Али как?
Камил заморгал. Он ничего, ровным счётом ничегошеньки, не понял из этой тарабарщины.
– Ну, чего лупаешь на меня? Отвечай!
– Дядь, не трясите меня, - протянул Камил.
– Что я вам сделал?
– Что он сделал!
– хмыкнул бородач, но плечо отпустил. Он обернулся и сказал куда-то в темноту:
– Слышь, Борта, он спрашивает, что сделал!
Из полумрака вынырнуло лицо того самого мальчишки в лохматой безрукавке. Губы мальчишки растягивала злорадная ухмылка.
– Может, он из князей каких, - робко сказала женщина.
– Сукня на нём-то вон какая тонкая...
– Да лазутчик он!
– яростью опёк Камила мальчишка.
– Я его сразу, собаку, раскусил, как он только на стену влез!
– Никакой я не лазутчик!
– крикнул Камил.
– Сами вы тут... Какие-то...
– Он хотел дать более точное определение, но сдержался.
– Не лазутчик, говоришь?
– бородач пошевелил огромными кустистыми бровями.
– Ну-ну. Щас поглядим. У нас есть верное средство.
– Он слез с табурета и стал вдруг меньше ростом - таким маленьким квадратным бородачом, великовозрастным гномом, сильно скособоченным на левую сторону. Когда он сделал первый шаг в темноту комнаты, Камил понял откуда эта кособокость бородач был сильно хром. Бородач что-то долго искал в темноте по всем углам, потом, очевидно, найдя, выпрямился и, сильно припадая на изуродованную ногу, вернулся назад. В правой руке он сжимал какой-то серый, почти чёрный сучок.
– Нашёл, - удовлетворённо буркнул он и стал взгромождаться на табурет.
– Узнаёшь?
– спросил он, усевшись, и сунул в лицо Камилу сучок.
Это был погнутый крест чёрного железа с выбитым на нём изображением худого голого человека с козлиной бородкой и выпирающими ребрами.
– Нет, - сказал Камил, - это не моё. Я его вообще никогда не видел.
– Не видел, - хмыкнул бородач.
– Не твой, говоришь. А раз не видел, не твоё, так плюнь на него.
– Чего?
– Камил удивлённо заморгал глазами.