За сумеречным порогом
Шрифт:
Кэт попятилась. Она всматривалась в лицо доктора Суайра – что же он собирается делать? Холодный вязкий страх поднимался у нее внутри.
«Что-то связанное с воздухом. Вы имеете дело с айр-кондишн?»
И тут она поняла. Поняла, что означало послание, переданное через Дору Ранкорн, медиума.
«Думаю, вам нужно быть очень осторожной. Я полагаю, что вам не следует иметь дело с айр-кондишн».
Айр.
Суайр.
Кэт словно ударили по лицу. Но ее тут же охватила холодная ярость: до чего же она была слепа!
– Вы
– Я не насмехаюсь над вами, – ответила Кэт.
Доктор Суайр сделал шаг в ее сторону. Еще одна капля упала с конца иглы.
– Да? Значит, ты просто-напросто сметливая сучка, не так ли? Написала статейку, а потом – хоть потоп. Не важно, есть ли Бог, есть ли жизнь после смерти, только бы сляпать несколько бредовых строк для газеты.
– Что вы сделали с Салли Дональдсон? Проводили свои эксперименты над беременной женщиной?
– Эксперименты, которые важны для всего человечества, Кэт.
– А разве Гитлер думал не так же?
– Смеешься, глупая, смеешься.
– Где ноготь, который вы взяли из моей комнаты? И пленка из моего фотоаппарата?
– А как поживает твоя тетушка?
– Тетушка?
– Та, что лежит на смертном одре в хосписе.
– Невероятно… – задохнулась Кэт.
– Я скажу тебе, что невероятно, дурочка. Целых двадцать лет я ждал такого пациента, как ты, а тебе совершенно неинтересно. Вот что невероятно. Забудь о Салли Дональдсон, сейчас это не важно. Важна ты. Разве не понятно? Я думал, что ты будешь потрясена, как был бы потрясен любой на твоем месте, что от волнения забудешь о лигнокаине. Кто думает о средствах? Для такого дела все средства хороши! Ты это испытала на себе. Разве ты не понимаешь?
– Сколько людей вы убили за эти двадцать лет, доктор Суайр? Или вы уже и счет им потеряли? – Кэт вынула из кармана записную книжку, взяла оттуда листок и развернула его. – С семьдесят второго по семьдесят шестой год вы работали анестезиологом в Королевском госпитале в Глазго в нейрохирургии и отделении интенсивной терапии. В течение пяти лет до вашего поступления туда у них в среднем было около четырех больных со status epilepticus. За четыре года, что вы проработали у них, средняя цифра подскочила до шести в год, а после вашего ухода снова упала до четырех. За пять лет до вашего там появления процент смертности в отделении интенсивной терапии составлял восемнадцать процентов. Пока вы там работали, он поднялся до двадцати трех, а потом, когда вы ушли, упал до шестнадцати. Хотите, чтобы я прочла вам цифры из других клиник, где вы работали? Они приблизительно такие же.
– Ты очень сообразительная девочка, Кэт. Отлично справилась с домашним заданием. Однако такая сообразительность тебе явно не на пользу. – Доктор Суайр сделал к ней еще один шаг.
Кэт посмотрела на иглу:
– Хотите убить и меня? Не думаю, что сейчас вам это легко удастся, даже с вашим подкупленным гробовщиком, подкупленным коронером и подкупленным патологоанатомом. – Голос ее звучал до странности отдаленно.
– У меня
На мгновение она смешалась. Может быть, все это сон? К лицу ее прихлынула кровь, потом она снова побледнела. Стоявшая в комнате тишина давила ей на уши.
– Кто-нибудь непременно определит, что вы мне введете. – Голосу ее вторило эхо.
– Конечно определят, Кэт. Я им сам скажу.
– Что вы имеете в виду? – выдавила она из себя.
– Я скажу, что ты пришла, потому что почувствовала себя как-то странно, и с тобой случился эпилептический припадок.
– Но у меня нет эпилепсии.
– Судя по записям в твоей медицинской карте, есть – с тех пор, как ты попала в катастрофу.
Она покачала головой:
– Невропатолог снял этот диагноз.
– С эпилепсией дело не так-то просто. Ни один невропатолог не может быть уверен на сто процентов.
Холодная волна страха захлестнула Кэт. В голове ее кричал голос Доры Ранкорн; кричал Хауи. Она побежала к двери. Ноги у нее были до странности тяжелые, ей приходилось прилагать усилия, чтобы оторвать их от пола. Она схватилась за ручку, повернула ее, потянула. Дверь не поддалась. Она потянула сильнее. Тщетно.
– Тебе нужен ключ, Кэт, – сказал доктор Суайр.
Она повернула голову. Голова поворачивалась медленно, словно шея не подчинялась приказам мозга.
– Почему бы тебе не подойти и не получить вот это? – Анестезиолог приподнял шприц. – Можешь сделать это сама, если хочешь. Не следует заходить слишком далеко.
Кэт задыхалась, каждый вдох давался ей с трудом.
– Помнишь, что ты чувствовала в операционной? Ты чувствовала боль, но твои мышцы были парализованы, и ты не могла пошевелиться. Препарат, который я использовал, называется векуроний.
Она ничего не ответила.
– Он сходен с ядом кураре, которым индейцы в джунглях Амазонки намазывают свои стрелы, чтобы парализовать добычу. И своих врагов. К сожалению, он не так эффективен, если его принимать перорально, поэтому я добавил нечто, называемое мидазоламом, тебе в кофе. Он действует не так быстро, как внутривенная инъекция, поскольку ему нужно пробраться через стенки желудка. Но ты не беспокойся, Кэт, я ведь не буду тебя оперировать, поэтому боли никакой не будет. И не думай, что его обнаружат в твоем организме при вскрытии. Я подключу тебя на несколько дней к «искусственным легким» в блоке интенсивной терапии, пока препарат не подвергнется метаболизму. Видишь ли, тебе придется побыть на аппарате искусственного дыхания, потому что скоро ты уснешь, а твои легкие перестанут работать, так что ты не сможешь дышать.
У Кэт по щекам покатились слезы. Она закусила губу. Сумасшедший! Он просто сумасшедший! Должен же быть какой-то выход. Шатаясь, она пошла к другой двери. Ей приходилось буквально заставлять каждую ногу работать, преодолевать каждый шаг. Казалось, она идет по колено в воде.
Кэт схватилась за ручку двери, распахнула ее рывком, шагнула в длинную комнату, освещенную только отблесками с экранов светло-зеленых осциллографов, стоящих в один ряд далеко от нее. Она увидела огоньки, движущиеся по линиям, острые пики, мягкие зигзаги, прямые непрерывные линии.