За свои слова ответишь
Шрифт:
– Зачем, номер телефона я запомнила, условия тоже.
Они несложные.
– Я позвоню сегодня, не откладывая, деньги срочно нужны.
– Что ж, желаю успеха, – женщина соскочила с брусьев и на несколько секунд задержалась. Этого времени было достаточно для того, чтобы Виталий вскочил с мокрого настила и сказал:
– Я тоже назад собирался. Бегом пойдем или спортивным шагом?
– Бегом не ходят, – засмеялась блондинка и стала спускаться по пологому откосу.
Поскользнувшись, она театрально ойкала, но, даже несмотря на это, Виталий
Конопацкого подмывало спросить, замужем она или нет, хотя и понимал, любой ответ ничего для него не решает.
Такая женщина, как эта, никогда не клюнет на приезжего, не имеющего хорошего заработка и жилья мужчину, разве что захочет развлечься раз-другой. Но социальная дистанция между ними была такой большой, что Конопацкий даже не решался спросить, как зовут женщину, а той вроде бы не хотелось знать, как зовут ее спутника.
Они миновали ту самую автобусную остановку, на которой Конопацкий сорвал объявление, и добежали до перекрестка. Впервые Виталик попал на красный сигнал светофора. Желтая громада автобуса проползла совсем рядом с ними, задний вагон чуть не наехал колесом на бордюр, и черные клубы дыма окутали переход.
– Вот и поправили здоровье, – махая перед собой ладонью, рассмеялась женщина, и едва светофор мигнул желтым, тут же бросилась вперед.
Конопацкий боялся отстать. Возле дворового проезда блондинка остановилась и, переведя дыхание, сказала:
– Вы позвоните, разузнайте, что там к чему, потом мне скажете.
– А что спросить?
– Лучше всего договоритесь о встрече, сходите, разузнайте об условиях. Мне все-таки интересно, может, и появится хорошая работа.
Она на прощание вскинула руку, сверкнула тонкая полоска золотого колечка, то ли обручального, то ли надетого лишь для красоты, и побежала в глубь квартала. Виталику показалось, что солнце, и без того неяркое, сделалось в два раза слабее, а дождь пошел гуще. Он уже не бежал, не летел, а брел к девятиэтажному зданию, облицованному белой смальтой, с отвращением думая о том, что ему предстоит вечером.
"Врет все сеструха Ивана, – думал он, поднимаясь на крыльцо, – ни с кем она насчет сахара не договаривалась.
Держат меня за дурака! Но ничего, я ей еще докажу, что сам чего-то стою."
Стальная дверь захлопнулась за Виталиком, когда он вошел в квартиру с застоявшимся за ночь воздухом. Тут же, даже не раздеваясь, открыл обе форточки настежь и сел за кухонный стол. Смотреть на мешки с сахаром не было сил – тяжелые, неподъемные, неподвижные, они, казалось, навсегда поселились в Наташкиной квартире.
Но и пейзаж за окном назвать радостным язык бы не повернулся. Все дело портила еще и решетка, безыскусно сваренная из арматурных прутьев: рисунок ее должен был символизировать восходящее или заходящее солнце – кому как нравится.
Конопацкий достал объявление, развернул его, разгладил на столе. Цифру за цифрой, каждый раз сверяясь с напечатанным,
– Алло! Алло! – торопливо заговорил он в трубку.
– Слушаем вас.
Это «слушаем» немного обнадежило, значит, попал туда, куда следует, на фирму, а не на квартиру.
– Я по объявлению.
– Да.
Глава 4
Студенты Николай и Макс спали после трудовой ночи.
Шторы на окне были сдвинуты, не хотелось пускать в комнату утренний свет, форточка плотно закрыта, чтобы звуки пробуждающегося города не мешали отдыхать. Будильник, чтобы случайно не заверещал, выключили из розетки.
Телефон же стоял на видном месте, для него специально расчистили площадку на заваленном книгами и конспектами круглом столе. Рядом с аппаратом лежал чистый блокнот и дешевая, купленная в коммерческом киоске шариковая китайская ручка.
Телефон зазвонил громко и яростно. Николай приоткрыл правый глаз, по привычке взглянув на будильник, но погасший экранчик не мог подсказать ему, который сейчас час.
– ..твою мать! – выругался студент, натягивая на голову одеяло.
– Эй, Колька, – захрипел Макс, садясь на узком и коротком для него диванчике, – телефон звонит!
– Подними! – раздалось из-под одеяла.
– Трубку возьми, слышишь?
– Я сплю.
– Скотина! – Макс отбросил скомканную простыню и колючий клетчатый плед.
Спал он без белья, голый. Из всей одежды на нем был золотой нательный крестик.
– Скотина ты, Колька, будто мне спать не хочется!
Сволочь.
– Трубку берет тот, у кого нервы слабее.
Макс опустился на шаткий стул с засаленной обивкой и с отвращением посмотрел на телефон, словно бы надеялся, что тот больше не издаст звука и можно будет отправиться досыпать. Но трель повторилась. Он поднес трубку к уху и даже не успел ничего сказать, как оттуда зазвучало:
– Алло! Алло!
– Слушаем вас, – стараясь придать своему голосу бодрость и хорошее звучание, произнес Макс. Никто из друзей в такое раннее время звонить не мог, все они дрыхли.
«Наверняка по объявлению, – подумал студент, – вот и кончилась сладкая жизнь. Теперь начнут звонить и днем и ночью. Нужно было и телефон отключить!»
– Я по объявлению.
– Слушаем вас.
Поскольку звонок был первым, Колька все-таки пересилил сонливость, стянул с себя одеяло и сел, любопытство брало верх над ленью.
– Ты бы хоть трусы надел! – зашипел он.
Макс прикрылся ладонью и пожал плечами, мол, чего цепляешься, по телефону все равно ничего не видно, а если самому противно смотреть, то подошел бы и сам разговаривал.
– Понимаете, – Макс сейчас говорил слово в слово то, чему научил его человек, давший объявления и заплативший деньги, – на работу принимает сам директор фирмы, а его сейчас нет в Москве.
– Как это?
– Мы только принимаем звонки.
– А когда же он вернется?
– Точно не знаю.